Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

По окончании программы Ларри впервые за многие годы устроился на работу, и шесть месяцев спустя, насколько мне известно, он по-прежнему работал. Для исцеления от травмы просто необходимо научиться чувствовать и переживать глубокие эмоции.

В программе «Шекспир в суде» особенности языка, используемого на репетициях, переносятся и в разговоры учеников вне сцены. Кевин Коулман отмечает, что они часто используют выражение «Я чувствую, что…» («I feel like». – Прим. пер.). Он продолжает: «Когда путаешь свои эмоциональные переживания со своими суждениями, то все смазывается. Если спросить их: «Каково это было?» – то они тут же ответят «было здорово» или «было не очень». Это их суждения. По этой причине мы не спрашиваем после сценок «Каково это было?», так как это отдаляет их от эмоциональной части их мозга».

Вместо этого Коулман спрашивает: «Заметили ли вы у себя какие-то особые чувства во время этой сцены?» Так они учатся выражать эмоции словами: «Я почувствовал злость, когда говорил это». «Мне было страшно, когда он посмотрел на меня». Это помогает актерам осознать наличие у себя множества разных эмоций. Чем больше они замечают, тем больше проявляют любопытства.

Когда начинается репетиция, детям приходится учиться стоять, выпрямив спину, и непринужденно ходить по сцене. Они учатся говорить так, чтобы их было слышно во всем театре, что само по себе непросто. Во время итогового выступления они предстают перед зрителями. Эти дети выходят на сцену, ощущая уже другую степень незащищенности, угрозы или безопасности, и они открывают для себя, насколько могут себе доверять. Постепенно желание преуспеть, показать, что им это по зубам, берет верх. Кевин рассказал мне историю одной девушки, которая играла Офелию в «Гамлете». В день выступления он увидел ее за кулисами, готовящейся выйти на сцену, с прижатой к груди корзиной для бумаг. (Она объяснила, что боялась, что ее стошнит от волнения.) Она постоянно убегала из семейных приютов, равно как и с занятий программы «Шекспир в суде». Так как программа нацелена на то, чтобы пытаться помочь детям до последнего, полиция снова и снова приводила ее обратно. В какой-то момент она, должно быть, осознала всю важность исполняемой ею роли для группы либо же почувствовала, насколько этот опыт важен для нее самой. Как бы то ни было, в тот день она решила не убегать.

Психотерапия и театр

Однажды я услышал, как Тина Пакер сказала, выступая перед специалистами по лечению психологической травмы: «В психотерапии и в театре важнейшую роль играет интуиция. Она противоположна исследованиям, когда мы стремимся выйти за рамки своего личного опыта, даже за рамки опыта своих пациентов, чтобы объективно проверить наши предположения. Психотерапию делает эффективной глубокий, субъективный отклик, а также живущее в нашем теле глубокое чувство истинности и правдивости». Я все еще надеюсь, что однажды нам удастся опровергнуть Тину и мы совместим силу интуиции с научными методами.

Эдвард, один из педагогов организации «Шекспир и компания», рассказал мне историю, случившуюся с ним на продвинутых курсах актерского мастерства, проводимых Пакер, когда он был еще начинающим актером. Все утро группа выполняла упражнения, призванные расслабить мышцы торса, чтобы добиться глубокого и естественного дыхания. Эдвард заметил, что каждый раз, перекатываясь через определенное место в грудной клетке, он чувствовал волну грусти. Педагог спросил, не было ли у него в этом месте травмы, и тот ответил, что не было.

«В психотерапии и в театре важнейшую роль играет интуиция. Она противоположна исследованиям, когда мы стремимся выйти за рамки своего личного опыта, даже за рамки опыта своих пациентов, чтобы объективно проверить наши предположения. Психотерапию делает эффективной глубокий, субъективный отклик, а также живущее в нашем теле глубокое чувство истинности и правдивости».

Для вечернего занятия Пакер он подготовил речь из «Ричарда Второго», когда короля вызывали, чтобы он отдал корону свергнувшему его лорду. Во время последующего обсуждения он вспомнил, что его мать во время беременности сломала ребра и что он всегда связывал это со своим преждевременным рождением.

Он вспоминал:

«Когда я рассказал об этом Тине, она начала расспрашивать меня про первые месяцы моей жизни. Я сообщил, что не помню, как находился в инкубаторе для новорожденных, однако у меня были воспоминания о том, как позже у меня останавливалось дыхание, и потом я лежал в больнице в кислородной палатке. Помню, как дядя вез меня в больницу, не останавливаясь на светофорах. Словно у меня случился синдром внезапной детской смерти в трехлетнем возрасте.

Тина продолжала задавать мне вопросы, и я начал раздражаться и злиться из-за того, что она пыталась достучаться до этой запрятанной мною боли. Тогда она сказала: «Тебе было больно, когда врачи вставляли в тебя все эти иглы?»