— Хорошо. Как вам будет угодно, — сказал Иван холодно. — Пока вы готовитесь к выступлению, я сам задам вам несколько вопросов. Вы ведь пришли сюда, чтобы убить меня? Но как именно вы собираетесь это сделать? И, главное, зачем? Вы, извините, не тянете на гангстера и вообще производите весьма жалкое впечатление. Так нужны ли вам эти потоки крови, эти горы трупов? У меня к вам, милый мой, свой счет, и, вовсе не все из ваших безобразий я намерен вам прощать. Скажу больше — если я пообрываю вам ваши поганые ручонки, а потом и голову, меня не осудят. А даже если и осудят, я все равно ни на что не променяю несказанное удовольствие удавить вас, Геннадий. Вы не допускали такого исхода нашей встречи?
Гена наконец пришел в себя:
— Убить меня? За что? За Павлика?
— Геннадий. Предлагаю вам сделку. Раз уж я застукал вас на месте преступления, было бы глупо отпускать вас без отступного. Садитесь и пишите расписку.
Гена совсем потерял нить беседы.
— На месте преступления? Расписку?
— Да. Признание в том, что Павел Иванович Кусяшкин полутора лет от роду — никакой не Кусяшкин и никакой не Иванович, а вовсе Попов и Геннадьевич. Пишите, друг мой. Признание, как разъяснила мне в письмах одна молодая особа, облегчает участь. Напакостили — признайтесь, снимите грех с души. Или вы тоже, как ваша подруга Ирина, пришли просто навестить меня? Вы, видимо, знали, что ваш визит доставит мне особое удовольствие. Вы, конечно, понимали, что я без вас скучаю. Что мне вас не хватает. И что в разлуке с вами…
— Хватит! — Гена заорал так, что стоящий за дверью охранник немедленно влетел в палату. Гена повел себя странно. Он забежал за спину охраннику и, выглянув у него из-за плеча, продолжил:
— Хватит надо мной издеваться! Я не такой умный, как вы, но я не сделал вам ничего плохого. Может быть, Павлик действительно мой сын, но это не очевидно. Я никогда не хотел вас убивать! Да, я люблю вашу бывшую жену, но вам-то что? Вам же она безразлична, или вы ни за что не можете допустить, чтобы она была счастлива? Я пришел сказать вам, что если она будет несчастна, если она будет так переживать, как сейчас, то и вашим детям хорошо не будет. Когда дома все время слезы, все время сплошная злость и плохое настроение, это действует на всех, и на Лизу с Алешей в первую очередь. Вы у них-то спросите, каково им. Я вот за этим и пришел. Зачем вы Иру доводите до такого состояния?
"А ведь он прав, — подумал Иван грустно. — И не он убийца, это понятно. Но кто же тогда?"
Иван улегся на койку, разговаривать с Геной ему уже не хотелось. Хотелось, чтобы он ушел.
— Браво, — сказал Иван тусклым голосом. — Речь не мальчика, но мужа. Вижу, что моя бывшая жена в надежных руках. Я подумаю над своим недостойным поведением и обещаю исправиться, — и повернулся лицом к стене.
Гена, потоптавшись перед дверью палаты, ушел. Нет, у него не было уверенности в том, что Ирина после всего этого станет его уважать. Да и обойдется он без ее уважения, обходился же раньше. Только вот… хуже бы не было.
Глава 43. АЛЕКСАНДРА
С одной стороны, в то, что Рэне Ивановна припрется меня убивать, верилось с трудом. С другой стороны, совсем отделаться от мыслей о возможном покушении не удавалось. Было бы спокойнее, если бы они меня все-таки охраняли. Так, на всякий случай. Но обиженный Вася (на что, хотелось бы спросить?) перебросил Леонида в больницу следить за Кусяшкиным. Охрана у двери палаты, решил Вася, может отпугнуть убийцу. Наблюдение должно вестись скрытно. Леонид, который имел просто-таки бешеную страсть к переодеваниям и перевоплощениям, с сегодняшнего дня стал доктором, напялил белый халат, повесил на шею фонендоскоп и углубился в свой новый сценический образ. В тот день я посетила Склиф с целью подарить цветы и конфеты своим врачам и просто обалдела, когда встретила Леонида в коридоре токсикологического отделения. Ну, натурально Склифосовский, один в один, хотя, должна признаться, старика Склифосовского я не имела чести знать.
— Не позорь меня, — сердито зашептал он, когда я сделала попытку подкрасться к нему сзади и сорвать шапочку. — Не вздумай меня рассекречивать. Я — доктор и тебе приказываю относиться ко мне как к доктору. Итак, — Леонид оглянулся и спросил громко, чтоб все слышали:
— На что жалуетесь, голубушка?
— Жалуюсь? На Васю, — призналась я. Леонид покачал головой:
— Вот это напрасно. На него что жалуйся, что не жалуйся — толку никакого. Вася — это, голубушка, хроническое неизлечимое заболевание, и, боюсь, медицина здесь бессильна, остается только терпеть.
— Лень, а тебе не кажется, что оставлять меня без охраны легкомысленно? Вдруг все-таки…
— Нет, не думаю. Но дверь незнакомым людям не открывай.
По части бесценных советов, как-то: не кури, не гуляй по ночам в мини-юбке, не приставай к пьяным хулиганам — и Леонид, и Вася были большие мастера. Но ведь никто не может сказать, что их советы неверны.