Телониус Белк

С последними осенними днями всё изменилось. Теперь я бренчу на пианино по десять, двенадцать, шестнадцать часов в день, а саксофон осваиваю глубокой ночью. И надо сказать, что по-прежнему ничего не получается. Но не беда. Слышат меня, пожалуй, разве что падающие с неба парашютисты. А протестов у парашютистов я не вызываю никогда. В благодарность я, разумеется, тоже делаю вид что они меня вовсе не напрягают. А так им и дела ни до чего нет. Наверное, все думают, что я типа неперелётной финской цапли здесь тусуюсь. Цаплям ведь можно нарушать тишину. Почему же нельзя мне? Всем можно.

Вроде бы и хорошо, но совесть меня мучает просто ужасно. Дома – играй не хочу, сколько влезет. Даже после шести. Даже после двенадцати Кудряшка не стучит больше в стену. Соответственно, я перенапрягаюсь так, что за ночь не успеваю выспаться. Оттого и встаю не с той ноги.

Знаете, почему так получилось?

После заправки в супермаркете я чинно вернулся домой с саксофоном в руке. Вычесал перед сном объевшегося рыбой белка. Белк вроде бы и выпил свой Джек Дэниелс, но засыпать не торопился. Ходил, мерял шагами квартиру. А ходил он так долго, что я устал на него смотреть. Поэтому закрыл глаза, принялся слушать. Раз-два-три-четыре. Ходит себе как метроном – а усы как палочка в руках дирижёра. Потом пианино подключилось – тоника, доминантсептаккорд, второе разрешение, третье. А дальше что произошло – хоть убейте, не помню. Вроде бы я заснул, а потом проснулся. Спал может быть от силы часа три. А Белк сидел себе за пианино, и всё это время играл, оказывается.

Неожиданно, да? Белк играет на пианино. И неплохо, прямо скажем, играл этот белк. Я даже заслушался. Спросонья даже не понял что происходит

Понял лишь тогда, когда раздался уверенный стук в дверь. Бабули так не стучат, это точно. Я посмотрел на часы – половина первого ночи. В такое время стучат одни полицейские.

Я набросил на Белка электрическое одеяло, едва удержавшись оттого, чтобы не включить его в сеть. Ну и ситуация! Играть на пианино после шести вечера в Тууликаалио категорически запрещено. А после двенадцати ночи это и вовсе подсудное дело.

К сожалению, дела повернулись так, что сейчас мне придётся открыть дверь и впервые увидеть перед собой настоящего полицейского города Тууликаалио. Я его видел и раньше. Он живёт в трёх километрах отсюда и наверняка эти три километра показались ему холодными и неудобными в три часа ночи. Конечно, ничего страшного. Но придётся открыть. Притворяться, что меня в квартире нет совершенно бесмысленно.

Будучи на все сто уверенным, что звонит полиция, я даже не посмотрел в глазок – будь что будет. А открыв, понял – полицейский решил остаться сегодня дома. И сейчас меня убьют без суда и следствия, не прибегая к помощи полицейского.

На лестничной клетке собрались все – старуха с кудряшками, старуха без кудряшек, скрюченная старушка передвигающаяся гусеницей, ничем не примечательный мотоциклист с брекетами, как у подростка и едкая, черная как смола, но очень приветливая девушка в колючей искуственной шубе.

Представляете себе этот ночной кошмар?

Добавьте, что под искуственной шубой у девушки ничего нет и вид у неё слегка заспанный. А мотоциклист держит в руках недопитую банку пива и большого, чёрного, слегка прифигевшего кота. Ну а старушки и вовсе выглядят так, точно их выдернули из кровати, в то время, как они валялись там при смерти.

– Извините, – бормочу я, – Антекси. Пардон.

Меня даже не хватает на четыре действия подряд и оттого настроение падает ниже критического.

Но все почему-то улыбаются. Бабули наклоняют головы от умиления. Девушка в шубе делает реверанс и протягивает мне завядший цветок из мутно зелёной банки. А мотоциклист хлопает по плечу и торжественно произносит – Round Midnight ! После полуночи!

Толпа рассасывается.

И мне теперь можно играть по вечерам и даже по ночам.

Дело было, разумеется, в Белке. Это он случайно сыграл «Round Midnight » так что все прослезились. А я… Стыдно мне после него, крутого изображать перед соседями «Round Midnight » своим чижиком-пыжиком, пусть и на основе того же Монка. Мне бы наушники, как в плеере и играть так, чтообы не слышал никто. Но наушников нет. Дурацкая история произошла со мной, согласитесь..

Слышно, что Белк уже проснулся и, страшно ругаясь, заваривает морошковый кофе. Этот кофе – удивительная дрянь, вдобавок по непонятному рецепту, но судя по бормотанию, она должна поставить Белка на ноги. В ответ на мой утренний стук двумя кулаками об стенку, раздаётся два вежливых резких и сильных удара – а потом сразу же мягкий. То, где резко это Белк, понятное дело стучит своей тяжеленной лапой, а вот один мягкий удар он делает так – хвостом шлёпает по обоям, как будто выбивает мокрый лист на футбольном поле. Два резких, а потом один мягкий удар. Это своего рода знак. Он означает – привет, с добрым утром, не желаете ли чашечку морошкового кофе, уже любезно протянутую вам через дверь. Нет уж! Я уже отхлебнул как-то раз. И спасибо, больше не хочется.