Телониус Белк

Продавец улыбается. Но всё-таки он слегка озабочен.

– Это большой номер, – переводит Ботинок. – Ты точно уверен что именно он тебе нужен? Ведь для альт-саксофона это настоящий слоновий калибр.

Я утвердительно киваю головой

Продавец что-то вполголоса добавил. Ботинок крякнул, но перевёл:

– Типа хорватской ручной пушки. Затвор на один патрон. Ты из него стрелять собрался, дядя Шарик?

– Да, – твёрдо говорю я.

Это саксофон и я собираюсь стрелять из него как из пушки. Хорватский он или ещё какой – мне не интересно.

– Средняя камера подойдёт? А, старик? – вполголоса продолжает переводить Ботинок.

Куда там! Самая большая! Самая пресамая!

Во мне просыпается непонятно откуда взявшаяся жадность. Но продавец всё-таки рекомендует брать мундштук со средней камерой. Я упираюсь, показываю на бумажку, которую написал Белк – ту самую, где только что загорелся знак «больше». Отчаяно жестикулируя, отец ведёт разговор с продавцом. И на бумажке вдруг отчётливо проступают буквы, складывающиеся в … дайте ка поближе посмотреть.. да, так я думал. На бумажке написано «Отвяжитесь».

Хорошо. Пусть будет самый большой номер и средняя камера.

Но пусть тогда будут и самые тяжёлые трости. Так, чтобы я почувствовал, что всё – караул.

Продавец сурово добавляет:

– Студент ямаха – ноу… – и быстро рисует саксофон, раздербаненный на четыре части.

И повторяет, на этот раз специально для меня. И чтобы вдруг без испорченного телефона – отца уже не переспрашивает. Как будто продаёт велосипед и боится, что попаду на нём в аварию. На современный саксофон такой мундштук не пойдёт.

Он открывает пошире рот, тянет букву «О», как недавно это делали финские девчонки на рождество, но тут же затыкает со всего размаху ладошкой. Как я тогда снежком. Он что видел? Я непонимающе верчу головой.

Тогда он берёт из под стола старый, ржавый и показывает на пластинку Паркера, где хорошо виден его саксофон.– вот такой надо. Показывает на пупочку у того и на пупочку у того. Оркестровый? Это я уже и так знаю. Короче, выбор мундштука – дело серьёзное.

С неправильным мундштуком, если и будет «О», то тебя сразу заткнут. Как снежком. И правильно сделают.

– У тебя случайно не Ямаха? – уточняет Ботинок, хотя и сам знает, какого динозавра он с собой приволок. Поржавее только что вытащенного из под прилавка!

– Не Ямаха, – вспоминаю я и тычу пальцем в то, что висит у меня за спиной. – У меня Олдс Амбассадор. Такой же старый и ржавый.

Название модели я стараюсь произнести погромче. Красивое слово – Олдс Амбассадор…

Вопросов больше не возникает. И продавец отводит меня в помещение для того, чтобы я смог там вдоволь поиграть. Я со скрипом насаживаю на саксофонную шею мундштук и понимаю, что пробку придется переклеивать.

Оооо!

Я жду снежка.

Но вместо снежка – радость. Мне достаточно пары минут, чтобы понять что мундштук это – мой. И снова грустная новость. Играть на нём я всё ещё не умею. И вряд ли когда нибудь научусь.

Зато теперь я хоть понимаю что требуется от меня, чтобы высечь звук альт саксофона по настоящему. А раньше только вокруг, да около ходил! Да, при такой конструкции мундштука в него можно только бить. Бить, бить и ещё раз бить. Другого языка этот мундштук не понимает. Бить в него как в барабан при помощи языка и сжатого воздуха. И чем сильнее удар, тем сложнее будет не вылететь из седла на отдаче.

Но, сразу же, звук – выше крыши. Не такой, как у Майлса, не такой как у всех этих пустопорожних безголосых стиляг с подземного перехода на Невском проспекте. А именно тот, что мне нужен – орущий, необъезженный, бугристый, точно у Долфи… как самый крупный наждак, невыносимо тоскливый, отзывающийся битым стеклом… и куча других обидных эпитетов! Холодное оружие, а не звук. Всё ясно. Я порву губу, сломаю зубы, но всё-таки буду дуть именно в этот мундштук всю жизнь. И больше меня ничего не интересует.

Выхожу из комнатухи донельзя довольный. Ботинок язвительно намекает на утиный манок. Но продавец, кивает, мол, так и надо. А после того как чек выбит – прицеливается в меня сквозь мой новый мундштук. И вид у серьёзного продавца теперь лихой и придуристый.

– Well.… Ещё кофр – Ботинок спохватывается.

Ах да, ведь точно – кофр ещё.

Какой же?

– С ушами, – показываю на собственные уши я.

Ботинок удивлён, но продавец всё понимает. Он берет кофр и показывает, как нужно промять его, чтобы Олдс Амбассадор влез в него, не сплющив защиту нижнего си-бемоля

– И ещё один кофр пожалуйста. – бью наотмашь я

– Для кого? – Ботинок решил сегодня не удивляться.

Отступать некуда.

– Для дяди Саши, – бурчу я.

– Для какого дяди Саши, старик? – брови Ботинка поднимаются кверху домиком..

– Который умер. – И, предупреждая следующий вопрос, добавляю, – Чтобы дядю Сашу в том кофре похоронить.

Ботинок, еле заметно проводит рукой от лба в пах, меняется в лице и поспешно расплачивается. За кофр. Но за один. И вдобавок пытается украдкой померить мою температуру.

Правда, второй кофр мне и так достаётся – в подарок от продавца. Продавец доброжелательно хлопает меня по плечу. Он покорён моим желанием стрелять из саксофона как из пушки.