Он садится за рояль и начинает играть. Постепенно увлекается и наворачивает своими негнущимися пальцами так, что посуда трясётся. Одна задняя лапа, поддерживая ритм, бьёт об пол слегка не в такт, вторая болтается и меняет акцент произвольно. А ещё хвост. Такое впечатление, что раньше его не было, а теперь, когда он появился, Белк с удовольствием использует его для того, чтобы шуршать..Видно, что для игры ему это очень удобно. Будто третья рука выросла в тот момент, когда снимаешь горячий чайник с плиты и переворачиваешь что-то на сковородке одновременно.
Шлёп! И чайник летит в сторону…
Приходится задёрнуть окно самодельной занавеской, чтобы те, кому приспичило подойти к окну, не раскусили, что играю не я, а большая пушистая рыжая белка…
Сразу скажу, что шараду с разбивающимися о собор электричками вам просто так не решить. Но когда ты вдруг оказываешься в том месте, где они якобы разбиваются, немедленно кричишь «Ура». Это как с кроссвордом – ломаешь себе голову над какой-нибудь торпедой, которая может тебя кусать, а когда уже подозреваешь опечатку, тебе вдруг подсказывают, мол, эта торпеда – акула. И ты сокрушённо киваешь головой, а сам втихомолку радуешься – ну, конечно же, это акула. И вписываешь слово «акула» в квадратики поперек и так хорошо оно ложится поперек аквариума и Аргентины, что возникает подозрение что кроссворды – не твоя сильная сторона, даже если раньше проблем с ними не возникало.
В тот раз я, конечно, не догадался.
А потом вдруг увидел всё сам и понял, что это зрелище останется со мной на всю жизнь.
Стоило прилететь сюда, чтобы такое увидеть – не успев толком проснуться от утреннего рейса. И ведь летать то я не люблю. А все равно стоило.
До сих пор мне не по себе, оттого что самолет поднимается на высоту, которую не чувствуют даже чайки. Садясь в самолет, я чувствую что умираю. Взлетаешь, умираешь – прилетаешь, снова живой. Будто заново родился.
Удивительно родится заново в том месте, где ты уже несколько раз себя представлял. Точнее – думал – оно воображаемое. Воображаемое, как моя детская белка. Но ведь был же по-настоящему Телониус Белк. Хотя, может, и вовсе не было…
И если никакого белка не было, то о чём же я сейчас пишу? Возможно, я пишу о взаимопонимании. Единственное, чего я не понимаю и не пойму до сих пор – что же это за слово «Алепа», написанное Лайне под изображением белки.
Дни постепенно становятся немного длиннее. Выдерживать их с саксофоном в руках стало тяжелее – как ни крути, трудные дни, это не только психологическое ощущение. А вот ночи здесь, наоборот – прозрачнее воздуха. И ночью тут хорошо.
Сам-то воздух в Тууликаалио спёртый, пусть даже в трескучий мороз. Но вот ночь – легче мельчайших частичек тумана. И в такой ночи уже можно кое-что различить. Тени от россомах, выбегающих на ночное шоссе, например, или каких-нибудь других ночных крикунов в поисках пищи.
Чтобы быть заметным в такой тишине, необязательно быть лесным крикуном. Я, скажем, вижу как некоторые наиболее яркие звёзды падают вниз точно снулые мухи. И это происходит зимой, вот что самое удивительное! Падающие звёзды, напоминающие мух – интересно, только ли дело в том, что мы находимся на севере?
Настоящих мух, впрочем, тоже хватает. Раньше я их не наблюдал, но с тех пор, как Том из Финляндии починил мне кухонный свет, я даже не представляю, как мог здесь находится без антикомариного репеллента. А, может, и не было этих мух до того, как здесь свет появился, может на свет прилетели они, невзирая на холодрыгу. Эй, мухи! Февраль месяц на дворе, ё-моё!
На кухне теперь горит довольно уютная лампа, которую можно в любой момент оттянуть за кольцо а потом, нажав кнопку, со свистом выпустить вверх. А ещё опустить до самого обеденного стола, закрепить и, слегка раскачав так и оставить, притворившись, что находишься в притоне для гангстеров. Поза сидящего за столом Белка, надвинувшего шляпу на глаза, удивительно подходит к этому ощущению. Сейчас, я дождусь, что он заснёт, опущу лампу на уровень глаз и чутка её раскачаю. Совсем чуть-чуть, лишь бы не потревожить лёгкую воздушную ночную поволоку. И вот тогда-то под лампой соберутся мухи похожие на удивительный летающий изюм, со слюдяными крылышками. А я пойду спать, зная, что на кухне у меня фантасмагорический зоопарк – волшебные зимние мухи и спящая белка за обеденным столом в тишине.