Телониус Белк

В то время как мама готовилась умирать, я думал, какой холодный вдруг воздух стал. И окна закрывал, чтобы не продуло. А после того, как это случилось, наоборот открывал – чтобы проветрить квартиру от тошнотворно-сладкого запаха, которого конечно же не было, но мне казалось что я чувствую его только так. Но смерть уже давно ушла, осталась с кем то в больнице и запаха, разумеется, быть не могло. Просто мне так казалось.

После смерти матери, я некоторое время считал, что когда человек соберётся умирать, это можно почувствовать заранее. А вот, поди же ты, оказывается, что Кудряшка умерла с неделю назад, а я так ничего и не почувствовал. И даже запаха никакого нет. А ведь недавно он был, судя по свежевымытой лестнице, припорошенной солью и стиральным порошком.

Говорят, Кудряшка упала на этой лестнице головой вниз. Прокатилась бревном два этажа и выкатилась на площадку нижнего этажа. Там влетела в стеклянную дверь и ударилась с таким громким звуком, что на улице взвыла сирена. Том из Финляндии выскочил из квартиры, думая что его мотоцикл упал. Мотоцикл был на месте. Том обрадовался. Но потом он увидел лежащую поперёк нижней площадки Кудряшку.

Я, разумеется, и в ус не дул. Годы, проведённые в квартире с выбивающим на чём попало всевозможные хитрые ритмы отцом, научили меня не обращать внимания на то, когда за стеной что-то ударяет или шлёпается.

Я даже не отреагировал на случившийся в подъезде переполох. Лишь коронарная машина привлекла моё внимание, да и то, потому что вначале я принял её за булочную. Я же не читаю по-фински. Зато с недавних пор появилась привычка машинально расшифровать шведские слова—обычно неправильно. Вот оттого-то мне и показалось, что на её боку написано «булка».

Признаться, я даже не могу вспомнить, когда я говорил с Кудряшкой последний раз. И стука её уже давненько не слышал. А теперь Лайне, пыхтя от возмущения, объясняет мне, что Кудряшка давно умерла, и как я мог об этом не знать не понимает. Изображает падение с лестницы и рисует на чёрной скатерти, принесённой с собой, изображение Тома из Финляндии. Потом отряхивает мел со скатерти. Скатерть понадобится для сегодняшнего торжественного обряда, если конечно кто-то по этому поводу собирается торжествовать.

Что делали с Кудряшкой перед тем всю неделю – не покидает меня эта мысль. Не могу представить себе соседство с покойником на протяжении целой недели…

Лайне сердито тащит меня за рукав к машине и немногочисленные друзья покойной Кудряшки меня пропускают. Я сажусь рядом с водителем. Тщательно пристёгиваю ремень. Какой прекрасный день сегодня, один из первых по настоящему весенних дней – словами не передать, как хорошо на улице и я понимаю, что в Тууликаалио пришла, наконец, весна.

Пользуясь тем, что весь наш дом куда-то свалил, Белк выходит на улицу, потягивается и принимает солнечную ванну. Ему хорошо.

Ему не надо ехать оплакивать полузнакомую бабушку по кличке Кудряшка.

Подъехав к церкви, я вижу, как вокруг неё рассаживаются птицы, прилетевшие сюда чуть раньше нас. Птиц этих не то, чтобы сильно много. Но они тусуются, как будто специально пришли, и не перемешиваются между собой. Вот, например, синица с жёлтым пузом. Я отмечаю про себя, что больше всего мне нравятся пушистые уютные совы, присевшие на веточку и рассматривающие нас на почтительном расстоянии, словно боятся встревожить. А вороны – именно такие, которые собираются здесь, мне не нравятся. Ворон я предпочитаю тех, что можно встретить на помойке, уткнувшимися головой в полиэтиленовый пакет или половинку сдобной булочки – они слишком поглощены своими делами и не смотрят на тебя в упор. А эти церковные вороны хищно смотрят на тебя и провожают прищуренным взглядом. Примерно так, как смотрит, лупивший до этого тебя неоднократно хулиган-старшеклассник – в тот момент, когда ты идёшь с отцом до дому и по правилам улицы нельзя нападать.

Ощущение, что жизнь дерьмо обволакивает с ног до головы. При виде этих ворон впечатление резко усиливается.

Церковь – косоугольное здание из белого камня. Посредине – башенка, которую легко спутать со стройобъектом. Наверняка колокольня. Но бесчувственная, как типовой стройобъект.

Все, приехавшие на машине, сурово строятся в очередь. Том из Финляндии – впереди всех. Он три раза стучит в дверь и прислушивается к шагам, доносящимся из глубин церкви.

Дверь открывает пастор. В своем чёрном сюртуке он похож на ворону. Приглашает нас в церковь пройти. Внутри для нас слишком просторно и деревянные скамейки, рассчитанные на пару сотен человек кажутся совершенно лишними.

Перебросившись парой слов с Томом из Финляндии, пастор приглушает освещение во всей церкви. Том удовлетворённо кивает. Происходит это буднично, так будто пастор запамятовал в туалете свет погасить и ему на это вежливо намекают.

Они неуклюже водружают на один из пюпитров Кудряшкин портрет, подобрав его тут же, под одной из скамей. Затем Лайне включает свой навороченный финский телефон-нокию и он начинает голосить непривычной органной музыкой.