Тельце

С усилием у нее это получилось. Она взглянула на своего сына. Такой же, как и несколько дней назад. Немощный и грязный; от него воняло застоявшимся гноем. Бинты забыли сменить. В вены текла целебная жидкость. Зинаида Петровна смотрела и не могла понять: какая разница между тем, кем он был неделю назад, и сейчас? Как и лежало тело, так и суждено ему было лежать. Балансируя между жизнью и смертью, оно продолжало оставлять шрамы живым. Тогда она и почувствовала, чего ей стоила такая жизнь с сыном под головой. В стекле, поймав свое отражение, она не могла себя узнать. Былая живость улетучилась, покинула ее, оставив седину, мешки под глазами и различные проблемы с кожей; ногти превратились в хищные когти, растяжки проявились сквозь белизну. Каким зверем же она стала!

Обида на мир перешла к сыну. Она совсем забыла о себе – гордый поступок матери! Но долго родители обиду держать не могут. И она простила его. Новые силы тепло распластались по телу. Тот несчастный пожар, крики, ненависть к ближним – все это осталось позади. Ведь произошедшее в первую очередь трагедия ее сына. Не ее одной-единственной, как она мир вокруг убеждала. Она смогла спокойно выдохнуть. Зинаида Петровна протянула руки к сыну, чтобы в последний раз притронуться к молодой коже. Родной! Его лицо покрылось грубыми волосами.

Она достала из кармана шеф-нож. Ее дрожащая рука нависла над сыном. Тень надвое разделяла его, между ней оставалась только жизнь и смерть. В последний раз насмотреться никто не может. Аккуратно, будто боясь разбудить, она закрыла одеялом лицо сына. Теперь-то он точно ничего не узнает. Зинаида Петровна зажмурилась и отпустила руку.

Дверь в палату открылась вместе с голосом бородатого:

– И я ему говорю: «Чувак, это, блять, чудо, никак иначе. Отвечаю, он со мной говорил!». О, Зинаида Петровна, добрый день. Вы уже слышали новость, да? Пришли поздороваться. С нами уже разговаривал.

– Это неправда, – сказал кудрявый, – но нам хотелось бы.

– Да реагировал он на слова, пальцами двигал. Все, очнулся, живой! Вышел из комы, дорогой-то. Зинаида Петровна, простите меня за сентиментальность, но позвольте я вас обниму, – бородатый подошел к ней и крепко обнял. – Вы родили лучшего из нас, как же я вам благодарен. Вы такая молодец, сидели с ним, пока мы своими делами занимались. Нет прощения нам!

Бородатый говорил таким голосом, которого всегда стыдился. Тоненьким, писклявым. В общем, радостным. Кудрявый подошел поближе и увидел, как сквозь постельное белье, что некогда было белым, текла кровь темно-красная. Звонко коснулось пола лезвие ножа.

– Мы обязательно Жене поможем, честное слово, Зинаида Петровна, – сквозь слезы сказал бородатый. – Как мы могли вообще подумать о том, чтобы лишить нашего друга жизни.

Кудрявый попятился к стене, наблюдая, какие красивые образуются лужицы.

бутылка

В чистом цеху на окраине одного безымянного города во всю шла работа. Мужчины потели в рабочих комбезах, женщины обсуждали последний романс бухгалтера и руководителя производства. По конвейеру ползла водка. Вадим Сергеевич смотрел на бутылки и думал о выходных. Ему давно хотелось найти себе второе место работы на месяц или два, чтобы покрыть кредит на стиралку, а в перспективах уйти с завода. Перестать производить и начать потреблять. Проверка качества никогда не была интересным занятием. Вадим Сергеевич почесал голову и перестал думать о будущем. Под ногами звенело железо, стеклянный гул отдавался в ушах.

– Вадим! – крикнул Олег Петрович, руководитель производства.

– Здравствуйте, Олег Петрович.

– Уже здоровались, ты чего? Слушай, есть одно дело важное. Подойди ко мне во время перекура.

– Хорошо, Олег Петрович. Что-то произошло?

– Ничего серьезного. Только не забудь.

Вадим Сергеевич схватился руками в перила и смотрел на водку. На завод он попал случайно, не без помощи брата свекрови. Тот обещал быстрый рост с малой должности, но свое обещание сдержать не успел и умер. Делать было нечего – Вадим Сергеевич продолжал работать. Уволить его не могли из уважения к умершему, поэтому новый руководитель, Олег Петрович, решил обождать несколько месяцев. Производство шло полным ходом, и причин увольнять Вадима Сергеевича никто не видел, кроме как из-за нелегкой любви к водке. Но это воспринималось как теплый профессионализм, уважение собственного дела. Так прошло много лет, иногда счастливых, иногда не очень.

Через несколько часов Вадим Сергеевич подошел к кабинету Олега Петровича и аккуратно постучал.

– Войдите. Вадим, отлично, только хотел к тебе подойти. Думал, ты забыл. Пойдем покурим?

– Конечно. А что за дело?

– Сейчас расскажу. Что куришь? – Олег Петрович взял из рук Вадим Сергеевича пачку. – Впервые вижу такие.

– Это с кнопкой сигареты.

– На кой хер тебе с кнопкой-то сигареты?

– Они дешевле. Шестьдесят рублей.