– Много думаешь, старик, – Мурка полез к двери, но Кировский преградил ему дорогу. – Ты сейчас получишь у меня.
– Сейчас Вочика позову, и он тебе задаст! – крикнул Кировский.
– Хорошо, хорошо. Сколько ты хочешь?
– Три бутылки.
Мурка засмеялся. Он схватился за живот руками, чтобы еще сильнее унизить Кировского.
– Тебе не много? И так весь красный, расколбасный.
– Положу в карманы обе, третью на шею и в реку прыгну, – с серьезным лицом сказал Кировский.
– Понятно, – Мурка достал из кармана кошелек. – На, держи, на одну бутылку, и проваливай, иначе до реки не дойдешь, здесь ляжешь.
Кировский никогда не видел Мурку таким злым. Вернее будет сказать – видел, но забыл об этом. Маленький ребеночек, дворовый внучек стал не кем иным, как чертом. Потому он жалобно взял из его рук протянутые купюры и скрылся в снегу, дабы не мучаться больше. Около входа в торговый центр Кировский сел на лавку и пересчитал деньги. Хватало либо на еду, либо на водку. Выбор был очевиден. Когда село солнце, Кировский был уже пьян. Он тешился воспоминаниями о своем прошлом, об успехах, связанных с ним; проклинал Мурку и себя, за то, что в детстве не дал забрать его цыганам с окрестностей города. Продал бы – не мучался. Повторив про себя сказанное, Кировский заплакал и стал колоть вилкой руку. Слезы текли рекой, он ненавидел себя. Утром он украл у таджиков несколько кирпичей со стройки, пока те обедали, спрятал их в карманах прокуренной шинели и прыгнул в реку.
Мимо на машине проезжал Мурка. У него болели зубы от сигарет и внезапно ударившего мороза. Спал он плохо, лучше бы вообще не спал. Пустая квартира встретила плохо, бардак так и никуда не делся, у соседей потек унитаз, и в квартире пахло настоявшимся дерьмом. Утром он обжег руку, когда зажигал комфорку, в яблоке наткнулся на несколько червяков. День не задался с самого начала. Веки укрывали глаза спать, руки как мертвые вцепились в руль, машину виляло в стороны. Не выдержав напряжения, Мурка остановился на обочине. Закурил, посмотрел на грязь под ногами и поехал дальше. Мягкое кресло вгоняло в сон.
Он остановился во дворах около дома, недалеко от продуктового в подвале. Около входа уже стояли местные, всем знакомые алкаши и просили у женщин жалости, а у мужчин мелочи. Мурка не стал даже смотреть на них. За прилавком скучала Элла. Увидев Мурку, она выпрямилась и поправила волосы.
– Мурка, привет, – кокетливо поздоровалась Эла.
– Привет, привет. Как дела?
– Хорошо? Ты ко мне?
– Честно говоря, нет, но посмотрим. Салим тут?
– Эх, там сидит, – она показала пальцем на скрытое за шторой помещение.
– У себя, понял.
Мурка приоткрыл занавеску. За ней распивали пиво портовые рабочие. Несколько мужчин прятало в черные пакеты спиртное. В воздухе стоял запах мочи и курева. Разговоры скрывало радио «Дорожное», телевизоры издавал аплодисменты. За прилавком стоял пухлый кавказец лет сорока в сером свитере. За стойкой Салим выглядел так, будто, кроме туловища, у него больше ничего нет. Для его работы большего и не надо.
– День добрый, – бодро сказал Мурка.
– Добрее видали, – ответил Салим. – Что будете?
– Да что покрепче, знаешь.
– Возьмите темного. Оно вас так возьмет, что…
– Я про другое крепкое, – перебил его Мурка. – Водку там.
– Водку? – удивился Салим. – У нас такого в помине не было.
– Разве? Я сюда не в первый раз прихожу.
Салим присмотрелся. Мурка ничем не отличался от большинства других клиентов.
– А ты сюда не впервые приходишь, да?
– Обычно я больше по вину, для девушек, – соврал Мурка.
– Ну да, точно. Не узнал, извиняй. В общем, чего желаешь?
– Да у меня предложение есть.
– Предложение будешь своим девушкам делать. Ты о чем?
– У меня в машине ящик водки нераспакованной. Местная. Отдам за дешман.
– Раз отдашь – может, бесплатно, м? Угостишь присутствующих?
Мужики подняли головы и с жаждой в глазах уставились на Мурку.
– Все стоит денег, – громко произнес Мурка.
– Твоя правда, дорогой, – Салим улыбнулся. – Что за водка-то?