Темная башня

Произведение это еще более примечательно тем, что автор его – человек незаурядный, равно как и та, кого он оплакивает. Оба были писателями, оба – талантливыми учеными, оба – глубоко верующими христианами, но на этом сходство заканчивается. Меня неизменно восхищает, как Господь порою сводит вместе людей настолько несхожих и соединяет их в духовной нераздельности, которая и называется браком.

Фантастическая эрудиция и интеллектуальные способности Джека (К. С. Льюиса) стали своего рода преградой, отделившей его от большей части человечества. Мало кто в его окружении мог спорить или дискутировать с ним на равных, а те, кто мог, неминуемо сходились вместе – так возникла небольшая сплоченная группа под названием «Инклинги», оставившая нам богатое литературное наследие. Среди завсегдатаев этих дружеских посиделок были Дж. Р. Р. Толкин, Джон Уэйн, Роджер Ланселин Грин и Невилл Когхилл.

В Хелен Джой Грешем (урожденной Дэвидмен), – той самой «Х.», о которой идет речь в книге, – Льюис, вероятно, впервые встретил женщину, равную ему в интеллектуальном плане и столь же начитанную и широко образованную, как он сам. Была у них и еще одна общая черта: фотографическая память. Ни Джек, ни она никогда не забывали ни строчки из прочитанного.

Джек родился в зажиточной ирландско-английской семье, в Белфасте, где его отец работал адвокатом в полицейском суде. Детство его пришлось на начало двадцатого века – время, когда представления о личной чести, безоговорочной верности данному слову и общие принципы рыцарственности и хороших манер все еще вдалбливались в молодого британца более настойчиво, нежели любая другая форма религиозной обрядовости. Книги Э. Несбит, сэра Вальтера Скотта и, пожалуй, Редьярда Киплинга задавали стандарты, которые Джек усвоил в юные годы.

С другой стороны, моя мать происходила из совершенно иной среды. Дочь евреев-иммигрантов во втором поколении, из «низов» среднего класса (предки ее отца были из Украины, матери – из Польши), она родилась и выросла в Бронксе, в Нью-Йорке. Если сравнивать детство и юность Джека и Джой, эти двое были поразительным образом схожи только в одном: обладали блестящим умом в сочетании с научным талантом и эйдетической памятью. Оба пришли к Богу долгим и непростым путем – от атеизма к агностицизму, а от него, через теизм – наконец-то к христианству; оба добились замечательных успехов в студенческие университетские годы. Джеку пришлось прервать обучение, чтобы исполнить свой гражданский долг в Первую мировую войну, а маму отвлекла политическая деятельность, а потом и замужество.

Об их жизни, об их встрече и браке написано очень много всего, основанного как на художественном вымысле, так и на фактах (причем порою одно выдает себя за другое), но самая важная часть истории, отраженной в настоящей книге, – это осознание великой любви, что родилась и выросла между ними, пока, наконец, не засияла просто-таки зримым светом. Казалось, этих двоих окружает ими же созданный ореол.

Чтобы хотя бы отчасти понять муку и боль, заключенные в этой книге, и явленное в ней мужество, необходимо сперва воздать должное любви между Джеком и Джой. Ребенком я видел, как постепенно сближаются эти двое замечательных людей, сперва как друзья, затем, в необычной последовательности, как муж и жена, и наконец как возлюбленные. Я был причастен к дружбе, я был дополнением к браку, но от любви я держался в стороне. Я не хочу сказать, что от меня намеренно отгораживались; скорее, их любовь была такова, что я и не мог, и не должен был стать ее частью.

Еще тогда, подростком, я отстранился и наблюдал, как между ними растет и крепнет любовь, и радовался за них. К радости примешивались печаль и страх, ведь я знал, как знали и мама, и Джек, что это величайшее счастье не продлится долго и закончится скорбью.

Мне еще предстояло понять, что все человеческие взаимоотношения заканчиваются болью – это цена, которую наши несовершенства позволили сатане взыскать с нас за привилегию любить. Когда умерла мама, я был юн, а юность жизнеустойчива и унывает недолго; мне предстояло полюбить снова, и не единожды, и, без сомнения, со временем потерять любовь или самому стать такой потерей. Но для Джека закончилось слишком многое – все то, в чем жизнь долго ему отказывала и наконец дала ненадолго, точно бесплодное обещание. Для Джека не осталось надежды (как бы смутно ни провидел их я) на залитые солнцем поля, свет жизни и смех. Я мог опереться на Джека; у бедного Джека не было никого, кроме меня.