Читаем Темная Башня. Путеводитель полностью

За три часа Роланду удается преодолеть только четыре мили, он дважды падает. Видит что-то вдалеке и последнюю четверть мили преодолевает на локтях и коленях. Без помощи, причем в самое ближайшее время, Роланд может навсегда остаться на берегу Западного моря.

К счастью, создатель Роланда решил, что ему нужны новые друзья. Давным-давно стрелок отправился в свой поход с группой товарищей, которые погибли, защищая Гилеад. И теперь Роланду пора собирать новый ка-тет, точно так же, как во «Властелине колец» Фродо собирал команду, призванную помочь ему отнести кольцо в Мордор.

Оракул открыл Роланду, что в будущем ему встретятся три человека, которые пойдут с ним к Башне, и Уолтер сказал ему о его способности извлекать людей. Краткосрочные и долгосрочные пророчества реализуются через стрелка. Но его спутниками становятся не рыцари в изгнании или маги. Это ка-тет увечных душ. Вот что говорит на сей предмет Эдди Дин: «Любопытная у тебя подбирается компания, Роланд. Сначала тебе достается конченый белый наркоман, а потом закоренелая чернокожая воровка…» Это братство дополняют стрелок, лишенный пальца, нажимающего на спусковой крючок, мальчик, родители которого забыли о его существовании, и ушастик-путаник, которого выгнали из стаи за дерзость.

Далее, люди не присоединяются к нему добровольно. Роланд похищает их из миров, которым они принадлежат, даже не задумываясь над тем, что действует против их воли. Они ему нужны; они должны прийти в его мир. Такова этика ка.

Предмет, до которого он стремится добраться из последних сил, — дверь, первая из многих, что встретятся ему в грядущие месяцы. Члены ка-тета Роланда будут воспринимать эти двери между мирами, как само собой разумеющееся, но за свое тысячелетнее путешествие Роланд впервые сталкивается с таким феноменом. Хотя он этого не знает, еще одна дверь недавно сыграла свою роль в формировании его судьбы. Вскоре после того, как Роланд покинул дорожную станцию вместе с Джейком, отец Каллагэн посредством такой вот двери перенесся с дорожной станции в Калья Брин Стерджис.

Три двери, то ли магические, то ли более поздние, созданные людьми на основе высоких технологий, стоят там, где никаких дверей быть не должно. Их петли ни к чему не крепятся. Первая из дверей вроде бы сработана из крепкого железного дерева, с ручкой, похоже, из золота, на которой выгравирована лыбящаяся морда бабуина. На двери слово, написанное Высоким Слогом: «УЗНИК». Когда Роланд обходит дверь, чтобы посмотреть на ее обратную сторону, она исчезает. Остается только тень на земле. Роланд думает, что у него галлюцинации.

Бабуин и слово на двери соотносятся с картой Таро, которую показывал ему Уолтер, но человек в черном не объяснил значение этой карты. Роланд понятия не имеет, что находится за дверью, но выбора у него нет: если оставит дверь закрытой, то умрет. Он не сомневается, что дверь откроется, стоит ему взяться за ручку, поскольку ка хочет, чтобы он добился успеха. По той же причине многие месяцы спустя, в Мэне, в нужный момент им на пути встретился Джон Каллем.

В отличие от порталов, с которыми Роланд столкнется позже, эти двери на берегу обеспечивают особый доступ в тот мир, что лежит за ними. Открыв дверь, Роланд воспринимает этот мир глазами человека, которого должен извлечь. Когда переступает порог, входит в тело и разум этого человека. Возможно, таким способом ка указывает ему нужного человека на американской стороне. В противном случае у него не возникло бы и мысли, что Эдди Дин или Детта Уокер — потенциальные члены его ка-тета. А если бы он не вошел в Джека Морта через третью дверь, то не понял бы, что ему нужен Джейк. Опять же в Нью-Йорке Роланд сам по себе ни на что не годен, ему требуется поддержка человека, в которого он входит, чтобы приспособиться к совершенно новому для него миру.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука