Темная Дейзи

– Не нужно плохо говорить об усопших, – говорит Нэнси.

– Почему? – спрашивает Лили. – Ты всегда плохо говоришь о живых. Иди в туалет, Трикси. Нечего бояться, он же напротив гостиной. Давай, и повзрослей уже, – говорит она своей пятнадцатилетней дочери, впервые увидевшей мертвое тело. Трикси яростно смотрит на мать, поправляет свои розовые очки и выходит из комнаты.

– Я думаю, нам нужен план, – говорит Конор.

– Что-то я не припомню, чтобы тебя спрашивали, – невнятно произносит мой отец.

– Конечно, нам нужно держаться вместе до отлива, – говорит Роуз.

Дождь снаружи хлещет древние оконные стекла, сотрясая их в рамах. У Лили начинают стучать зубы, будто это заразно.

– Если мы остаемся здесь до рассвета, нам нужно согреться, – говорит она. – В доме холодина. – Моя сестра всегда найдет, на что пожаловаться, но, справедливости ради, она одета в одну ночнушку. – Я принесу сверху пару свитеров. Кому-то нужно что-нибудь еще?

Все обмениваются взглядами, как нежеланными подарками, качают головами, пожимают плечами.

Трикси возвращается, Лили уходит, мой отец наливает себе еще виски, а мать снова цыкает.

– Думаешь, это хорошая идея, Фрэнк? – спрашивает она.

– Нет, это отличная идея.

– Вы серьезно считаете, что это несчастный случай? – обращается к нему Конор.

– Хватит! – рявкает отец. – Это не место преступления для репортера BBC и не загадочное убийство, которое кто-то должен решить, она была моей матерью. Она поскользнулась и упала. Вот и все. Нет никого убийства, никакой загадки. Ей было восемьдесят, она тронулась умом, а теперь она мертва. Конец истории. – Его лицо закрывается, как дверь. Разговор окончен. Затем отец хмурится и выглядывает в окно на море, освещенное лунным светом, как будто он забыл о нашем присутствии. – Извините, я думаю, мне нужно какое-то время побыть одному, – тихо говорит он.

Лили возвращается со свитерами и пледами, переодевшись в спортивные штаны и облегающую майку. Отец выходит из комнаты одновременно с ее появлением, унося виски с собой и закрывая дверь. Мы слышим, как он идет в музыкальный зал, а через несколько минут до нас доносятся знакомые звуки пианино. Даже пьяным он играет безупречно.

– Я принесла тебе книжку, – говорит Лили.

– Я слишком расстроена, чтобы читать.

– Как хочешь. На, поиграйся, попробуй побить мой рекорд, – говорит Лили. Трикси берет у нее телефон и принимается играть в «Змейку». Свет экрана отражается от ее очков и озаряет ее грустное заплаканное личико.

– Я пойду за дровами, – предлагает Конор. – Думаю, нам предстоит долгая ночь.

– Спасибо, Конор, – говорит Нэнси с необыкновенной искренностью.

Его нет очень долго. Я начинаю думать, что это заметила только я, но тут моя мать начинает говорить.

– Вам не кажется, что Конор сбежал?

Полагаю, она пытается пошутить, но получается не очень. Судя по ее лицу, она об этом жалеет. У бабушки с Конором были особые отношения, я не думаю, что он мог бы ей навредить. По крайней мере, не таким образом. Она заменила ему бабушку, и мы все знали, как она его обожала. Было время, когда бабушка не просто относилась к нему, как к члену семьи, а еще лучше.

Спустя год после появления в бухте Блексэнд, Конор регулярно приходил в Сигласс как по приглашению, так и без. Как и я. Моей матери иногда нужно было «сбежать» без предварительного уведомления – иногда навестить отца в заграничном туре, иногда никто не знал, куда она уезжала – но меня всегда отправляли в Сигласс, когда мое существование не было удобным для моих родителей. Не то чтобы я возражала. Я обожала проводить время с бабушкой. И Конор тоже.

Тогда я была маловата, чтобы привлечь его внимание, поэтому если мои сестры были в пансионе, он развлекался, ища крабов в каменном бассейне на заднем дворе дома. Это был вытесанный морем подарок в камне, на котором стоял Сигласс – уединенная сокровищница водной магии, морских звезд и крабов. Бабушка говорила, что по ночам там купаются феи, пока весь мир спит. В плохую погоду Конора часто можно было найти в доме, помогающим бабушке смешивать краски – только нас с ним она пускала в свою студию – или играющим с йо-йо и глядящим на море. Но однажды утром мы с бабушкой нашли его спящим у задней двери на поленнице.

– Конор, сейчас пять утра и очень холодно, что ты здесь делаешь? – спросила бабушка, щурясь в сумраке. Небо, усеянное звездами, было его единственным одеялом. С заднего двора не открывались виды на бухту или материк. Там было видно и слышно только Атлантический океан. Как только солнце садится, мир за стенами Сигласса становится холодным и мрачным. В то утро был прилив, а море выглядело черным. Что значило, Конор пробыл там много часов. Он знал, что лучше не рисковать, пытаясь преодолеть вихри и потоки, скрывающиеся под поверхностью безжалостного океана.

– Я не хотел никого будить, – сказал Конор, смотря на нее. Между ними произошел молчаливый обмен мыслями, который пятилетней мне был непонятен.

– Пойдем внутрь. Я наберу тебя горячую ванну, чтобы ты согрелся.