Темная Дейзи

– Почему ты хромаешь? – спросила я Конора, поднимаясь за бабушкой по лестнице. Пахло от него дурно, а его светлые волосы блестели и слиплись от жира.

– Иди в свою комнату, Дейзи, – сказала бабушка. Она видела, что я собиралась возразить; отправлять меня в комнату в качестве наказания было одним из любимых приемов моей матери, не бабушки, и я не сделала ничего плохого. Ее лицо смягчилось: – Мы можем позавтракать джемом и мороженым с шоколадным соусом, но только если ты пойдешь к себе в комнату, – добавила она, подмигнув. Поэтому я послушалась. Но я не удержалась и прокралась в коридор чуть позже, заглянув в приоткрытую дверь ванной.

Бабушка добавила Конору мою пену для ванн, но я не возражала. Бутылка была в форме улыбающегося моряка по имени Мэйти, и от пены вода становилась голубой. Я обожала принимать ванну с пеной, но Конор не улыбался и совсем не выглядел довольным. Я смотрела, как бабушка помогла ему снять свитер и рубашку – в свои десять он одевался как мужчина средних лет – и увидела порезы с синяками, покрывавшие всю его спину. Конор выглядел пристыженным, словно это была его вина.

– Кто это сделал? – спросила бабушка, уже зная ответ, который Конор не озвучил бы. Она обхватила его лицо ладонями. – С тобой все будет хорошо, обещаю. Снимай оставшуюся одежду и положи ее в эту корзину. Я найду тебе чистые, сухие вещи и приготовлю нам завтрак. Позови меня, если тебе что-то понадобится.

– Миссис Даркер… – сказал он.

– Да?

– Пожалуйста, не говорите никому. Он не хотел этого делать.

Бабушка стояла спиной к нему и я видела слезы у нее на глазах.

– Когда-то у меня тоже был отец, который не хотел делать мне больно. Обещаю, ты можешь на меня положиться. Пока что просто прими ванну. Сбоку есть чистое полотенце и рубашка. Не забудь вымыть за ушами.

Я убежала обратно в свою комнату, когда она вышла в коридор, и услышала ее шаги вниз по лестнице. Она все еще была в своем пушистом фиолетовом халате и розовых тапочках, но она выглядела очень разозленной и ее настолько хмурое выражение лица меня немного напугало. Бабушка редко на что-либо злилась, но ох, все знали, когда это случалось.

В те дни – да и за все время – единственный телефон в Сиглассе стоял в коридоре. Он размещался на маленьком круглом столике рядом с красивым блокнотом, испещренным написанными от руки номерами. Выглядывая из-за перил лестницы, я смотрела, как бабушка пролистала блокнот, нашла номер отца Конора и набрала его. Телефон был дисковый, поэтому это заняло вечность. Она постукивала ногой, как случалось, когда она была действительно в гневе, пока она ждала ответа на звонок. Терпение никогда не было одной из ее благодетелей.

– Алло, мистер Кеннеди, как вы? О, немного приболели? Мне жаль это слышать. Поэтому вы вчера избили своего десятилетнего сына ремнем?

Повисла тишина, за время которой, я уверена, отец Конора – как и я – был занят подбором кусочков пазла, чье решение от нас ускользало. Раздумьями над тем, в правильном ли порядке сложены кусочки. И не радуясь картине, в которую они сложились. Бабушка продолжила.

– Полагаю, вы даже не знаете, где он ночевал. Позвольте мне вас успокоить и сказать, что он был со мной в Сиглассе. Где он и останется, пока я не свяжусь с социальными службами, чтобы они забрали его у вас навсегда.

Она снова помолчала. Мне хотелось услышать, что было сказано на другом конце линии.

– Он ребенок. Это не его вина, что ваша жена умерла. Вы должны быть его отцом. Вы должны защищать его от всего плохого и неправильного в мире, а не постоянно бить и подводить его. Вы стараетесь? Ну, недостаточно. Вы в депрессии? Все мы там. Это не дает вам право на то, что вы сделали. Вы позорите депрессию, и не заслуживаете называть себя отцом этого ребенка. Либо вы обратитесь за помощью, либо потеряете сына. Я не знала вашу жену, но я могу только представить, что если бы она увидела, во что вы превратились, ей было бы ужасно стыдно и она бы пожалела о встрече с вами. Он ее сын, все, что от нее осталось; подумайте об этом в следующий раз, когда решите выплеснуть свое жалкое существование на своего сына.

Потом она повесила трубку, и я одновременно была напугана и восхищена ею.

С того дня бабушка всегда приглядывала за Конором. Его отец начал ходить на встречи анонимных алкоголиков, какое-то время пробыл в реабилитационном центре, и хоть иногда бывали месяцы, а порой годы, когда все было нормально, она все равно не спускала глаз с Конора, пытаясь его защитить.

В настоящем, я встаю и выхожу из гостиной на его поиски. Я немедленно ощущаю пощечину холодного воздуха, звук моря становится громче. Словно оно пробралось в дом. Оказавшись в коридоре, я слышу хлопки задней двери на ветру. Должно быть, Конор открыл ее, когда ушел искать дрова. Кратчайший путь к поленнице лежит через кухню, но мне не очень хочется туда идти. Я не хочу снова видеть тело бабушки на полу или недобрую поэму на стене, поэтому я отвожу взгляд, спеша к двери.