Темная Дейзи

Пианино все еще играет, потому что это одно из тех, которые могут играть сами.

Мой отец лежит на полу под ним, держа пустой стакан в левой руке. Его дирижерская палочка сломана пополам и привязана к его правой руке красной лентой. Его глаза широко открыты и, похоже, его стошнило кровью.

Я чувствую онемение, тошноту, растерянность.

Но я уверена в одном: мой отец мертв.

Фрэнк

Отец Дейзи Даркер всю жизнь
                                     под свою песню плясал.
Его эгоизм, его пианино,
                                     свели его в гибельную трясину.

В неожиданном браке трех дочерей он породил.

Но интереса к семье лишившись,
Фрэнк по миру колесил.

Оркестр был его настоящей любовью,

                                     и он думал, они его тоже любили.
Но его безработные музыканты
                                     хотели лишь работы и прибыли.
Расстроившись, что его музыку никто не играл,
Фрэнк продолжил стараться,
                              хоть бессмысленно было пытаться,
                                     он все равно признания желал.

Пока его любящая семья была покинута и одинока,

Нельзя повернуть время вспять,
                                     чтобы понять: он был бы счастливее дома.

Как время пришло, никто не знал, кого винить,

                                     когда его отравили.
Было сложно грустить по плохому отцу,
                                     но его скорбящие девочки все же грустили.

Четырнадцать

31-е октября 01:05 – меньше пяти часов до отлива

Роуз отключает пианино, чему я рада. Мне хотелось бы навсегда стереть из памяти картину его, играющего самостоятельно, пока мой отец лежит мертвым под ним. Я замечаю, что одна из клавиш инструмента исчезла, как выпавший зуб в музыкальной улыбке, будто само пианино насмехается над нами. Дождь, хлещущий в окна, становится белым шумом, когда мы молча стоим и таращимся на сцену.

– Должно быть, это сделал он, – тихо говорит Лили, словно боясь, что он услышит ее обвинение. – Должно быть, он убил бабушку из-за завещания. А потом упился до смерти из чувства вины. Разве не он вчера шутил, что удар по голове был бы его методом убийства? Она же именно так и умерла!

Мой отец был кем угодно, но уж точно не убийцей.

– Зачем ему двигать ее тело? – говорю я. – И где оно сейчас? И что значат записка и кассета?

– Это не похоже на самоубийство, если спросите меня. – Конор выступает вперед.

– Но никто не спрашивал, – отвечает Лили. – Вы уверены, что он…

– Мертв? Да, – говорит Роуз, опуская отцу веки. Она берет пустой стакан из его руки и принюхивается, а затем проделывает то же самое с графином, стоящим на крышке пианино. Это кажется странным действием.

– Зачем ему привязывать дирижерскую палочку к руке? – спрашивает Конор, оглядывая нас, будто мы невероятно глупые.

– А зачем он делал любые глупости? – огрызается Нэнси, вытирая ручеек слез с лица красивым вышитым платком, который достала из рукава. На нем красуется буква «Б», поэтому я предполагаю, он принадлежит бабушке или Трикси, хотя никто никогда не называет мою племянницу Беатрис. – Это похоже на ночной кошмар… это не может происходить на самом деле, – говорит моя мать голосом, звучащим слишком тонко для нее. – Что нам делать?

– Почему ты так расстроена? – спрашивает Лили. – Ты забыла, что отец наделал только потому, что решила с ним переспать – что, между прочим, отвратительно – сегодня? Он бросил тебя годы назад. Бросил всех нас.

– Как ты можешь такое говорить, когда он мертв? Он был твоим отцом и я любила его… даже когда он мне не нравился, я все еще…

– Я не собираюсь делать вид, что он когда-либо был отцом года, только потому, что он мертв.

– Я не так тебя воспитывала, Лили.

– Ты вообще меня не воспитывала, и он уж точно не принимал в этом особого участия. По большей части меня вырастили незнакомцы в пансионе. Ты бросала нас на бабушку почти каждые каникулы, пока мой так называемый отец проводил свое время с «музыкантами», вдвое младше его.

– Он мертв, прояви немного уважения.

– К нему?

– К себе, – говорит Нэнси. В голове моей матери всегда строятся аргументы – иногда несколько одновременно – и если бы у меня была каска, я бы ее надела. Лили не осмелилась бы возражать, если бы она не выпила так много. Только я начинаю думать, что все закончилось, Нэнси швыряет еще один словесный кирпич. – Он оставался сколько мог.

– Ха! Смешно. Он не обязан был иметь детей. Мы не просили рождаться. Куча людей беременеет случайно… как я! – говорит Лили.