Темная Дейзи

Часы начинают отбивать четыре утра, и все молчат. Мои воспоминания о той ночи не появились на экране. Мы видели лишь подростков, сидящих у костра на пляже в 1988-м. Но ту ночь мои сестры с Конором предпочли бы забыть, как и я. Мы никогда не обсуждали случившееся после того как я поймала Конора с Лили. И они не простили меня за то, что было потом, хоть это и не было моей виной.

– Я не хочу больше это смотреть, – говорит Конор. Он пересекает комнату и вынимает кассету. – Осталось переждать всего два часа – меньше, если мы не побоимся промочить ноги – я голосую за то, чтобы просто посидеть молча. Никаких больше домашних видео. Никаких больше путешествий в воспоминания Даркеров. – Он подходит к камину и бросает кассету в огонь. Когда она не загорается сразу же, он добавляет полено в костер. Но в его руках оказывается не полено, а еще одна ножка, разрисованная белыми облаками. Кто-то разрубил стул Конора и оставил его здесь вместо дров. Он поворачивается к нам.

– Я не знаю, кто из вас стоит за всем этим, но я больше не буду подыгрывать. Это безумие, только так можно описать происходящее. Это кончается сейчас.

– Что-то я не припомню, чтобы тебя выбирали главным, – говорит Роуз.

– Кто-то должен им быть. Ради Трикси. У бедняжки нет никаких шансов повзрослеть в этой семье. Лили уж точно никогда не выиграет премию «Мать года».

Меня шокирует вспышка Конора, как и остальных, но больше всего меня поражает, что Лили не отвечает. Молчание не в ее стиле. Она все еще смотрит в экран, хоть на нем больше ничего нет. Роуз это тоже кажется странным.

– Лили? – говорит она.

Трикси, сидевшая рядом со мной, подходит к Лили и легонько трогает ее за плечо.

– Мам?

Голова Лили наклоняется, словно она заснула. Ее лицо поворачивается к нам под немного неестественным углом и она кажется немного потускневшей. Словно акварельный портрет самой себя, написанный кем-то, кому стало скучно в середине процесса, или решившим разбавить цвета.

– Лили! – кричит Роуз, когда наша сестра падает набок на диван. Она отталкивает Трикси с дороги и наклоняется над Лили, ища признаки жизни. – О боже. Она не дышит.

– Мама! – кричит Трикси, пытаясь подойти ближе.

В комнате моментально становится очень громко.

– Не смей умирать, – вопит Роуз, начиная непрямой массаж сердца.

Слова будто взрываются в ушах у Трикси и она прикрывает их руками, пока Конор оттаскивает ее подальше.

– У Лили на шее странные отметины, – говорю я, пытаясь помочь.

– Это синяки? – спрашивает Конор, тоже заметив их.

– Нет. – Роуз качает головой. – Это больше похоже на… ожоги. Ну же, Лили. Если ты меня слышишь, мне нужно, чтобы ты дышала.

Мы смотрим в молчаливом ужасе, пока она продолжает делать искусственное дыхание. Трикси плачет, я тоже, и я не могу осознать увиденное и услышанное, пытаясь утешить мою племянницу.

В конце концов Роуз останавливается и качает головой.

– Слишком поздно, – шепчет она со слезами, струящимися по щекам. – Она мертва.

– Ты уверена? – спрашивает Конор.

– Конечно, я уверена.

Мы молча глядим на Лили, пока костер трещит и плюется, сжигая запись той ужасной ночи. Роуз берет с дивана шерстяной плед и прикрывает им тело Лили. Хоть я уверена, что мы все их видели, никто не упоминает два объекта, привязанных к ее рукам, которые все еще видны. Мы были с ней в одной комнате и даже не заметили. Одной рукой Лили держит бутылку духов, другой – ручное зеркало, привязанные красными лентами.

Лили

Сестра Дейзи Даркер, Лили,
                        была самой тщеславной из них.
Эгоистичной, избалованной, самодовольной
                        ведьмой, смерти достойной.

Она была завистливой, любила стонать и ныть,

Хотела слишком много, давала слишком мало,
                        и в ненависти обожала жить.

Ночь с отцом ее дочери была не по любви,

А чтобы показать, что парня может завоевать,
                        хоть все они ее бросали.

Материнство удивило ее больше всех.

Она не была ни умной, ни доброй, скорее слепой,
                        когда доходило до чувств других.

Но главным ее достижением ребенок получился и

                        неведомо как в хорошего человека превратился.
На этот раз яблоко от яблони далеко укатилось,
                        дочь непохожей на мать получилась.

Как время пришло, никто не знал, кого винить,

                        когда ее отравили духами.
Долго мертвой она сидела,
                        с сыпью на шее и холодными руками.

Сорок

31-е октября 04:10 – меньше двух часов до отлива

– Думаю, ей в духи подмешали какой-то яд, – говорит Роуз.