Темная история

Колода карт, его любимое Таро Миражей, была кривым веером рассыпана по журнальному столику. В последние годы Ферле подзабросил это эзотерическое увлечение, во время учебы снискавшее ему одновременно славу лукавого обманщика и прозорливого мудреца; дела фирмы не оставляли времени на экзотические хобби. Но сегодня, сейчас… он знал, что колода ему нужна; знал, кого встретит этой ночью.

Ферле потянулся к колоде и небрежно, едва касаясь, смахнул карту из веера себе в ладонь; криво ухмыльнулся, рассматривая картинку.

Влюбленные, карта Габриэль… и МакГрегора. Карта, на которой едва высохла кровь.

Даниэль залпом выпил остаток вина; зачем-то взболтал в бокале капли рубинового осадка – и отставил напиток в сторону, на столик у дивана. Поднявшись, он подошел к зеркалу, встроенному в темный шкаф; горько усмехнулся, легко дотронувшись кончиками пальцев до текучего серебра, как в тот давний вечер, когда ему впервые пришла в голову идея проекта «Арженте»…

… Тот день выдался тяжелым: дела фирмы требовали неустанного внимания, и тысяча мелких задач и разговоров отвлекали его от бесконечно заманчивой, смутно вырисовывающейся в сознании идеи нового прототипа оружия.

Да, это будет пистолет. Легкий, ладно и крепко лежащий в ладони; идеальное сочетание точности и поражающей силы. Оружие ближнего боя, чье предназначение никак не скажется на способности бить в цель…

Мечты заводили его далеко; чертежи сами собой вырисовывались в уме. Даниэль сам не заметил, как дошел до дома, полностью подчинив свой мыслительный процесс геометрии будущей пули.

Слова и знаки, необходимые для финального предназначения, легкой дымкой окутывали чертеж…

Стоп. Какие слова?… Какие еще знаки?…

– Заработался, – с усмешкой признался сам себе Ферле, осознав, что часть ломаного знака, которым он в уме оснастил внутреннюю часть ствола, знакома ему по прошлому, полному заигрываний с оккультизмом.

Ну вот, докатился до охотников за привидениями. И правда, не мешало бы в отпуск… быть может, на Лазурный берег?…

Даниэль со вздохом стянул пиджак, бросив его на серый диван; подойдя к зеркалу, потянул узел галстука, но так и не довел до конца процесс избавления от офисной одежды. По зеркальной глади скользнул блик света, и Ферле рассеянно проследил его источник.

Что-то в серебристой глубине привлекло его внимание, зацепило внезапно ставший острым взгляд; Ферле вгляделся в свое отражение в зеркале – и обмер, увидев там чужие глаза. Чужим было, в первую очередь, выражение: когда, на каких встречах и ночных дорогах он смотрел на мир так… цинично?… Жестоко; пожалуй, даже безжалостно – но при этом отстраненно. Как будто мир был – его, но ничто в этой вселенной уже не могло разогнать его беспросветной, пресыщенной скуки…

Он моргнул, и наваждение рассеялось.

Невольно сглотнув, Даниэль вновь поднес руку к горлу и непослушными пальцами принялся распутывать сложный узел на темном галстуке.

Узел наконец-то поддался, и Ферле выдохнул с облегчением, бросив еще один опасливый, мимолетный взгляд в зеркало.

…Это стало чудовищной ошибкой.

На секунду ему показалось, что отражение все еще стоит в той же позе, с завязанным виндзорским узлом темным галстуком, и холодно, оценивающе смотрит на него. У зазеркального двойника были совершенно черные, словно полностью залитые чернилами глаза, в которых серебристыми бликами затухали звезды.

– Твою мать!.. – голос пустил петуха, сорвавшись на фальцет, но Даниэлю было не до этого: он попытался неловко отмахнуться от видения, но вместо этого как-то нелепо поскользнулся и влетел в зеркало всем корпусом, даже не сделав попытки скомпенсировать удар.

Вскрикнув, Ферле отшатнулся и изумленно взглянул на свои ладони: зеркало разбилось, и тонкие пальцы музыканта и картежника были нещадно изрезаны осколками. Под ногами хрустнуло стекло; споткнувшись, Даниэль сделал шаг назад и против воли вновь поднял глаза.

Зеркало было разбито примерно наполовину: там, где Ферле с силой грянулся о стекло, зияла острыми краями дыра, но все, что выше, та часть, из которой на него только что смотрел незнакомец, не отзеркаливающий движений, все еще была цела.

Он вновь всмотрелся в чужие глаза зазеркального двойника, мириадами отражений смотрящие из острых осколков. Ему показалось, или отражение… улыбнулось?…

Поверхность зеркала словно потекла, и эти потеки серебристой амальгамы вспучились пузырем, закрывая недавно разбитый участок.

Не веря своим глазам, Ферле наблюдал, как контуры его отражения мерцают и начинают таять, сменяясь чем-то совершенно мутным и неопределенным. Пятно?… Человек?… Или что-то другое?…