Темная ложь

Скарлет вспомнила представшую перед ней картину и нахмурилась. Она была уверена, что и ее мать, и Гидеон были полностью раздеты, а Рея сидела у него на бедрах. При расставании Скарлет сказала ему, что между ними все кончено, а значит, он мог спокойно заниматься всем чем угодно и с кем угодно. Но в его взгляде читались паника, боль и ярость. «Что, если он попал туда не по доброй воле?» — спросила себя Скарлет. Она ненавидела себя за слабость, но не могла не беспокоиться о том, что Гидеон оказался в большой беде.

Однако его реакция объясняла причину, по которой Рея перенесла Скарлет в свою спальню, заставив стать свидетельницей сцены в постели, а затем отправила обратно на землю, не дав Гидеону произнести ни слова. «Лучший способ причинить мне боль — это «украсть» моего мужчину», — поняла Скарлет.

Та самая надежда, которой она только что так боялась, как будто отрастила крылья и замахала ими. «Если я не права насчет случившегося и Гидеон действительно хотел Рею, то что мне следует сделать? Убить их обоих? Попытаться напомнить ему, как хорошо нам было вместе?» — спрашивала себя Скарлет. Но она понимала, что это не самая хорошая и слишком опасная идея. «К тому же после всего произошедшего, — думала она, — Гидеон заслужил долгую и счастливую жизнь». И Скарлет знала, что должна сделать, чтобы подарить ему ее. Но ей проще было отгрызть собственные ноги, потому что ее ждали вечные страдания.

Гидеон сел перед решеткой камеры, устроенной в подвале, и уставился на Нему, большая часть тела которой все еще была обожжена. Однако на ее черепе начинали появляться светлые волосы, а лицо и конечности покрывались новой кожей. К этому времени она уже могла бы полностью восстановиться, но рабский ошейник не позволял ей использовать свои божественные силы, что значительно замедлило процесс регенерации.

На Гидеоне ошейника не было, но он тоже восстанавливался очень медленно. Миновало уже два дня, однако он все еще чувствовал слабость, и, несмотря на это, решимость заставляла его двигаться вперед. Он, пусть и с большим трудом, прошел по крепости и спустился в подземелье. Воин обещал себе, что получит ответы, которые так нужны Скарлет.

— Ты не… — начал он, постаравшись произнести «не» как можно тише, надеясь, что Нема услышит только то, что он хотел ей сказать, — будешь отвечать на все вопросы, которые я стану тебе задавать. Если ты… сделаешь это, я сожгу твою новую кожу. — И эти слова не были похвальбой, Гидеон сделал бы это, причем с улыбкой на губах.

— Да, — ответила Нема. Она лежала на раскладушке, подложив руки под щеку, приоткрыла глаза, благодаря чему Гидеон увидел белки ее глаз, резко контрастировавшие с окружавшими их темными кругами. — Буду.

Воин привык к тому, что охотников приходилось пытать, чтобы вытянуть из них хотя бы крупицу информации, поэтому согласие богини все ему рассказать немного выбило его из колеи. Он-то думал, что ему придется хотя бы разок поджечь ее, чтобы заставить говорить. Подозрительность подавила решимость и разочарование. «Наверное, — подумал Гидеон, — жечь ее было бы весело».

— Почему ты (не) мучила Скарлет на протяжении всех этих лет? — спросил он.

— Какое тебе дело до этого? — Из-за того что Нема надышалась дыма, ее голос был хриплым и грубым. — Ты не ее муж.

«Но я хочу им быть, — подумал Гидеон. — И однажды стану».

— Не… — тихо начал он, — отвечай на вопрос.

Громко прокричав последние слова, он взял в руки зажигалку.

Женщина отстранилась от него и едва не захныкала.

— Мне было скучно, — выпалила она. — Я учла предпочтения своей сестры-правительницы. Почему же еще?

Гидеон знал, что Нема говорит правду, и возненавидел себя, ибо в каком-то смысле он был виноват в том, как обращались со Скарлет, не меньше, чем ее тетка. Он приходил в Тартар бесчисленное количество раз, но так и не заметил Скарлет, когда она перестала быть ребенком и превратилась в женщину. Если бы он обратил на нее внимание, то мог защитить тысячей разных способов: перевести в отдельную камеру, убить и Рею, и Нему или в крайнем случае предупредить их о том, что произойдет с ними, если они не перестанут мучить Скарлет. Но он не заметил ту прелестную женщину, которой стала Скарлет, поэтому так ничего и не предпринял.

«Как я мог не замечать ее? — спрашивал он себя. — Как я мог быть столь глупым и слепым? Она ведь самый важный человек в моей жизни». Он считал, что не заслужил ее, но это не мешало ему пытаться ее завоевать.

— Есть ли способ устранить урон, который ты, — он перешел на тихий шепот, — не, — а затем снова заговорил нормально, — причинила?

— Да, я могу стереть ее воспоминания.

Именно этого жаждала Скарлет, но Гидеон возражал. Он хотел, чтобы она оставалась такой, какая есть. Но в то же время ставил ее желания выше своих и готов был сделать все, что помогло бы ей стать счастливой. «Но это не помешает мне пытаться снова и снова соблазнять ее», — решил воин.

— Но стану ли я стирать ее воспоминания? — продолжила говорить Нема, которая по какой-то таинственной причине внезапно окрепла. — Нет. Поверь мне, лучше быть врагом Скарлет, чем Реи.