Темная ложь

Много времени минуло с тех пор, когда она шла навстречу потребностям тела, с тех пор как теряла свое «я». Гидеон, казалось, не возражал, он, наоборот, наслаждался тем, что она забылась в его объятиях, изверг семя ей на живот, будто заявив тем самым, что они по-прежнему принадлежат друг другу. Когда все закончилось, ей хотелось прижаться к его боку, поцеловать в шею, втянуть ноздрями его мускусный запах, она жаждала открыть ему все свои тайны, рассказать обо всем, что некогда их связывало. Но Скарлет слишком хорошо знала его — этого мужчину, который понятия не имел, чем она когда-то была для него. Она понимала, что Гидеон забрал ее из подземелья и перенес в рай только для того, чтобы получить ответы, и в погоне за ними не побрезгует ничем.

Гидеон всегда был таким: задумав что-то, он не отступал. Это раздражало, но в то же время пленило. Решив, что она станет его женой, он сотряс небо и землю, но добился своего. Хотя все, казалось, было против них.

Скарлет поклялась, что не позволит собой манипулировать, не допустит, чтобы он полагал, будто может трахнуть ее — ну или почти трахнуть — и вновь пойти своей дорогой.

— Скар! Зли меня! — Воин метнул один из ножей. — Я не жду!

Скарлет резко повернула голову, проследив взглядом за полетом ножа. Лезвие вошло в ствол дерева, рукоятка мерно покачивалась. Вокруг виднелись сотни отметин, оставленных остриями ножей. Похоже, Гидеон весь день этим занимался.

— Нет, — мягко ответила Скарлет, вновь оборачиваясь к нему. — Я не солгала.

О Стиле она бы не стала врать. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Он был (и до сих пор оставался) самым важным человеком в ее жизни.

Гидеон судорожно выдохнул:

— Ты не сказала: «был». «У нас был сын». То есть он… он…

— Он умер, — хрипло прошептала Скарлет. — Да.

Лицо Гидеона исказилось. «Может, не стоило говорить ему о мальчике?» — подумала Скарлет. Иногда казалось, что лучше бы она и сама пребывала в неведении. Знание причиняло слишком много боли. Однако в какой-то мере надеялась, что упоминание о сыне подстегнет память отца и он вспомнит мальчика, а заодно и его мать.

— Все до мельчайшей подробности! Я не хочу знать все до мельчайшей подробности! — С этими словами воин опустился на колени. Его пальцы с побелевшими костяшками сжали второй клинок. — Пожалуйста!

Взгляд, поза — все говорило о том, что Гидеона охватило полнейшее отчаяние. Сердце Скарлет сжалось от жалости, глаза защипало, и ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы отогнать слезы. «Если я подчинюсь Гидеону и все расскажу, то это будет не из-за секса, а из-за того, что он стоит на коленях и умоляет», — решила она, объясняя самой себе внезапно возникшую у нее потребность выговориться.

— Ладно, хорошо, — сипло проговорила Скарлет, чувствуя, как при каждом слове воздух царапает горло и грудную клетку. — Я расскажу. Я все тебе расскажу о Стиле, о том, как он жил и как погиб. Но только при одном условии: ты должен молчать. Если ты перебьешь меня хоть одним вопросом, я, скорее всего, уже просто не смогу продолжить. — Скарлет понимала, что тогда боль и горе захлестнут ее, она сломается, станет рыдать в голос. Гидеон не должен был видеть ее такой — это его окончательно сломит. — Ты понял?

Несколько мгновений прошло в тишине. Гидеон не двигался и не отвечал. Скарлет не знала, какие мысли теснятся у него в голове, почему он мешкает. Еще ни разу в жизни она ни с кем не разговаривала о Стиле. Это опять же было слишком больно. Даже при условии, что Гидеон не произнесет ни слова, она сомневалась, что, начав рассказ, сумеет довести его до конца, не говоря уже о том, чтобы не заплакать.

«Притворись, что рассказываешь чью-то чужую историю. Дистанцируйся от нее, — подсказала себе Скарлет. — Да, правильно. Отличная мысль».

Наконец Гидеон одолел теснившиеся в голове сомнения и кивнул. Он сжал губы в тонкую жесткую линию, как бы пресекая тем самым любую попытку заговорить, приготовился слушать.

Скарлет набрала в грудь воздуха, пытаясь заставить себя открыть рот и начать говорить. Мысли разбегались, язык не слушался. Она не знала, с чего начать. Поднялась, на дрожащих ногах подошла к дереву, из ствола которого торчал нож, рывком извлекла из ствола лезвие, стала легонечко тыкать острием в бедро. Движения были монотонными, ритмичными, успокаивающими. Гидеон не вмешивался, не пытался остановить ее или отобрать клинок. Холодный сырой ветер, насыщенный запахом земли, хлестал ее хрупкую фигурку, обломки веток и острия камней ранили голые стопы.

«Просто открой рот и скажи все, как есть. Притворись, притворись, притворись. Ты будешь рассказывать о жизни другого человека. О чьем-то чужом ребенке», — уговаривала себя Скарлет.