Темная материя

Мы пересекаем Восемьдесят седьмую улицу и проходим жилой квартал из растянувшихся в линию домов строчечной застройки. Похоже, уборочной машины здесь не было несколько недель. Повсюду мусор. На тротуарах тут и там расползающиеся, лопнувшие мусорные мешки.

Многие окна заколочены.

Некоторые накрыты листами пластика.

Из большинства свисают клочья одежды.

Красные.

Черные.

Из некоторых домов доносится однообразное жужжание радио и телевизоров.

Плач ребенка.

И ничего больше – только зловещая тишина.

Мы проходим уже шестой квартал, когда Аманда восклицает:

– Нашла!

Иду к «Олдсмобилю Катласс-Сьерра» выпуска середины 90-х годов. Белый. Со следами ржавчины. Без колпаков на колесах. Через запыленное окно вижу свисающую из замка зажигания связку ключей.

Открываю дверцу с левой стороны, сажусь за руль.

– Что, все-таки поедем? – спрашивает Лукас.

Я поворачиваю ключ, и она забирается на соседнее сиденье.

В баке еще на четверть бензина.

Должно хватить.

Ветровое стекло такое грязное, что «дворникам» требуется секунд десять, чтобы очистить его от копоти и налипших листьев.

* * *

Федеральная автострада пустая.

Ничего подобного я еще не видел.

Насколько хватает глаз, машин нет ни в одном направлении, ни в другом.

День спустился к вечеру, и солнечные лучи отражаются от Уиллис-тауэр.

Я еду на север, и с каждой оставшейся позади милей узел у меня в животе затягивается все сильнее.

– Давай вернемся, – снова говорит Аманда. – Серьезно. Здесь же явно что-то не так!

– Если моя семья здесь, мое место с ними.

– Откуда ты знаешь, что это вообще твой Чикаго?

Женщина включает радио, прокручивает диапазон FM, и в какой-то момент треск статических разрядов прорывают знакомые предупреждающие сигналы системы экстренного оповещения.

– Следующее сообщение передается по просьбе Управления полиции штата Иллинойс. В округе Кук сохраняется круглосуточный комендантский час. Всем жителям надлежит оставаться дома до дальнейшего уведомления. Обеспечением безопасности в жилых кварталах, доставкой продуктовых пайков и предоставлением транспорта для карантинных зон Центра контроля заболеваний занимается Национальная гвардия.

По южной полосе проносится конвой из четырех камуфлированных «Хамви».

– Угроза заражения сохраняется на высоком уровне. Начальные симптомы – лихорадка, сильная головная и мышечная боль. Если считаете, что вы сами или кто-то в вашей семье подвергся заражению, повесьте на выходящее на улицу окно полотенце красного цвета. Если у вас в доме кто-то умер, повесьте полотенце черного цвета. Персонал Центра контроля заболеваний окажет вам помощь по мере возможности.

Ждите дальнейших сообщений.

Аманда смотрит на меня.

– Почему ты не поворачиваешь назад?

* * *

Припарковаться в моем квартале негде, так что я оставляю машину посередине улицы с включенным мотором.

– Да ты свихнулся! – говорит Лукас.

Я показываю на облицованный коричневым песчаником особняк с красной юбкой и черным свитером, свисающими из окна главной спальни.

– Это мой дом.

– Тогда поторопись. И, пожалуйста, будь осторожен.

Выхожу из машины.

Вокруг тихо. Улица погрузилась в синие сумерки.

Кварталом дальше по дороге тащатся две бледные фигуры.

Подхожу к тротуару.

Линии высокого напряжения молчат, идущий из окон свет мягче и приглушеннее, чем должен бы быть.

Свечи.

Электричества в моем квартале нет.

Я взбегаю по ступенькам к передней двери, приникаю к большому окну, которое ведет в столовую.

Внутри темно и сумрачно.

Я стучу.

Через некоторое время из кухни появляется тень, которая медленно тянется мимо обеденного стола к передней двери.

У меня пересыхает во рту.

Я не должен быть здесь.

Это даже не мой дом.

Люстра другая.

Постер Ван Гога над камином тоже.

Слышу, как щелкает замок.

Дверь приоткрывается меньше чем на дюйм. В пахнувшем изнутри запахе нет ничего похожего на мой дом.

Только болезнь и смерть.

Дэниела держит свечу в дрожащей руке.

Даже в сумрачном свете видно, что вся ее кожа – по крайней мере, на открытых местах – покрыта волдырями.

Глаза ее кажутся черными.

И кровоточат.

От белков остались только узкие дужки.

– Джейсон? – Голос у нее тихий и влажный. Из глаз бегут слезы. – Боже мой! Это ты?

Дэниела открывает дверь и делает неуверенный шаг мне навстречу.

Невыносимо, когда любимый человек вызывает отвращение.

Я отступаю на шаг.