Темная материя

– А что прикажешь, ноту протеста писать? Потребовать у местного МИДа, чтобы наш сосед приструнил своих кур? Так это курам на смех. Это раз. А два, это то, что посол, похоже, не в курсе, что сосед здесь недобитый фашист. Да и фактов у нас нет никаких. Так одни разговоры местных дворников, а их к делу не пришьешь. У мужика, наверняка, поддельные документы есть, где написано, что он является мирным жителем, допустим, Швейцарии. А сюда приехал из-за большой любви к местной гражданке. Вот так. А Эллу искренне жаль. В кои-то веки обрела аудиторию, и то ей не дали показать себя во всей красе. Пойди посочувствуй ей. Хоть какое-то утешение.

Особого желания обсуждать происшедшее и выражать свое соболезнование у Ивана, естественно, не было. Но когда он проходил мимо кружка дам, облепивших примадонну, супруга посла его окликнула:

– Ванечка! Как вам это нравится? Сорвать такое выступление! Надо этих соседей призвать к порядку.

– А что вы им скажете? « Ваши куры срывают нам культурные мероприятия»? Так они после этого еще каких-нибудь павлинов заведут, тогда крик еще сильней станет.

– Ах, ну, что вы! Стоит ли затевать тяжбу с соседями из-за какой-то ерунды,– вклинилась в разговор Брутальская. – Что с них взять с этих туземцев?!

– Да там, вроде, не туземцы, а немец всем заправляет, – не выдержал Иван.

– Как немец?! Не может быть! Ведь я же по бабушке немка! Как он мог такую подлость сделать мне? Мы же с ним родня по крови! Ну, ладно в школе меня одноклассники с размаху о батарею били за то, что я по бабушке немка. Им простительно: они русские. А этому-то я чем не угодила? – возмутилась Элла.

– Значит, вы ему, наоборот, понравились. Вот он и решил таким диким способом обратить на себя ваше внимание, – вывернулся Иван.

Элла поняла, что ей был брошен вызов. Она закусила удила и звонким голосом оповестила всю собравшуюся аудиторию (благо остались уже только свои, весь техсостав расползся по своим берлогам):

– Товарищи! Всех, кому интересны мои театральные байки, я приглашаю к себе домой в следующую пятницу на чай в пять часов. Там и продолжим. Я вам еще про Раневскую не рассказала. Это же кладезь юмора.

Публика ей закивала и заулыбалась, но большинство собравшихся как-то сразу засуетилось и исчезло из поля зрения. Тогда Элла, все еще переполненная возбуждением и желанием поделиться сокровенным, стала изливать остатки информации на первую даму:

– Вы знаете, Людмила Алексеевна, мне, вообще, по жизни сильно везло на выдающихся людей. Совсем в ранней юности за мной ухаживал Роберт Торжественский. Правда, когда он понял, что шансов у него мало, он написал про меня злые стихи. Они тогда с Евстюченко вместе выступили по поводу морального облика советской молодежи, не договариваясь. По Москве ходили два стихотворения, напечатанных на машинке. Евстюченко написал про «беленьких сучек», которые едут отдыхать на юг «к черным кобелям». Жалко ему, видите ли, стало, что русские женщины хоть в отпуске получают то, чего совершенно лишены в российской действительности: мужское внимание, нормальный секс и хоть каплю романтики. К тому же, эти вояжи русских дам вполне можно было бы рассматривать как проявление интернационализма. А Роберт решил бороться с золотой молодежью, и, когда он понял, что со мной ему ничего не светит, он написал стихи про «Эллочку из ВГИКа». Эллочка у него олицетворяла золотую молодежь, которая не ездит на стройки плотин, не кормит комаров в тайге, не собирает рекордные урожаи сахарной свеклы, а только и делает, что ищет, как бы украсить свою жизнь, сделать ее легче, богаче и приятнее. Я ему потом при встрече высказала свое несогласие с его позицией, так он долго оправдывался, дескать, сам не знает, как это его угораздило такое написать.

Иван послушал этот щебет еще немного, потом тихонечко отошел в тень, убедился, что его не ищут, и быстренько рванул домой. Завтра ему предстояло рано вставать. Он же договорился ехать в Эльмину, смотреть тамошний форт и другие местные достопримечательности. Да и не ел он сегодня толком. Да и белье грязное надо собрать и отдать завхозу. Весь день какой-то несуразный вышел, все через пень колоду. Надо хоть на ночь чего-то перекусить.

Дома Иван быстро собрал в пакет грязные рубашки, трусы и носки и пошел на второй этаж к завхозу. Дверь долго не открывали, потом в дверной проем выглянуло какое-то странное дитя, непонятного пола. На голове у ребенка была явно самодельная стрижка. Стригли, похоже, овечьими ножницами, потому что волосы торчали странными неровными клоками. Из одежды на ребенке было то, что осталось от советских хлопчатобумажных колготок после того, как от них отрезали чулки. (Было бы глупо говорить, что линию среза никак не обработали, и нитки висели как кисея.)

– Папа дома? – спросил Иван.