Темная муза

Он жил в постоянном страхе перед безумием. В возрасте двадцати лет Песоа пишет: «Одно из моих внутренних затруднений — ужасные запредельные слова — это страх душевной болезни, который сам является душевной болезнью» [И]. Этот страх осложнялся в равной степени тягостной неспособностью действовать. «Я мучительно ощущаю — на самом краю безумия, я клянусь — что способен сделать всё, но я не могу сделать ничего, из-за нехватки воли» [12]. В том, что касалось его сочинений, Пессоа был скрягой: его не знающий сноса чемодан, заполненный планами сотен незаконченных проектов, является подтверждением. Эта «чисто отрицательная» черта, как он её называл, дополнялась отсутствием балласта в его внутреннем мире. В «Персональной ноте», в 1910 году, Пессоа заявляет: «Теперь я владею фундаментальными законами литературного искусства»; Ему уже нечему было учиться ни у Шекспира, ни у Мильтона. В результате «мой интеллект приобрел гибкость и размах, позволяющие мне испытать любые чувства, которые я захочу испытать, и по своей воле вступать в любые состояния духа и ума». Тем не менее за это свободное владение своим внутренним состоянием пришлось заплатить высокую цену. «Достижению того, что вечно остается мукой и успехом, к которому надо стремиться, достижению совершенности не может помочь никакая книга» [13].

Учитывая дисбаланс между неспособностью действовать и колеблющимся восприятием своего «Я», не удивительно, что Пессоа пытался найти равновесие, изобретая — если это подходящее слово — в целом прямое, абсолютно простое и не перегруженное самосознанием второе «Я». В письме к издателю А. Ка-саису Монтейро Пессоа рассказывает, как возникают его гетеро-нимусы. В 1912 году, после безуспешной попытки создания «языческих стихов», у Пессоа остался неясный образ их автора. Это был не он сам, а Рикардо Рейс, классик-эпикуреец, утонченный последователь другого изобретенного поэта, Альберто Ка-эйро [14]. Каэйро пришел после того, как Пессоа попытался, опять безуспешно, изобрести что-то вроде природного поэта. Как пишет сам Пессоа:

«В тот день, когда я окончательно отказался от своих попыток — это было 8 марта 1914 года, — я подошел к конторке и, взяв лист бумаги, начал писать — стоя, как я нишу всегда, если это возможно. И я сразу написал тридцать разрозненных стихотворений, в каком-то экстазе, природу которого не могу определить. Это был триумфальный день моей жизни, и вряд ли подобное повторится. Я начал с заглавия — «Пастух». Затем последовало появление кого-то внутри меня, того, кому я однажды дал имя Альберто Каэйро. Простите мне нелепость моих слов: мой учитель появился во мне. Это ощущение возникло у меня немедленно» [15].