Темная муза

Возможно, Рембо позаимствовал идею поэта-ясновидца у Элифаса Леви. В Les Clefs des Grands Mysteres — работе, которая позднее была переведена Алистером Кроули и издана под названием «Ключи к великим таинствам», — Леви писал, что поэты будущего призваны «переписать божественную комедию» согласно математике Бога. Мысль, прямо связанная с пифагорейскими идеями наставника Леви — Вронского. Поэт, который справится с такой задачей, утверждал Леви, станет творцом наряду с богом. То, что поэзия, язык являются средствами достижения этой цели — одно из основных положений магии: согласно Каббале, если тайное имя Бога, Тетрагамматон, будет произнесено, вселенная будет разрушена. Рембо верил, что та-_ч кое разрушение необходимо для того, чтобы могло начаться новое созидание. Отсюда его «целенаправленное расстройство всех чувств».

Наличие связи между поэзией и оккультизмом в творчестве Рембо явно видно уже в названии сборника его стихов в прозе, которое воплощает его «теорию ясновидца»: «Озарения». Хотя имеется небольшая вероятность, что название не принадлежит самому Рембо, достаточно убедительным свидетельством такой связи являются изучение им работ различных просветленных эзотериков, а также явное оккультное происхождение его Theorie du Voyant. Так или иначе, ясно, что в своих работах Рембо уносит слово в новые, неисследованные области, которые мы называем «сферой непознанного». Отсюда сложности, с которыми сталкиваются читатели при первом знакомстве с его творчеством. Возможно, наименее туманное выражение оккультной поэзии Рембо является его стихотворение Voyelles — «Гласные». Здесь Рембо расширяет Бодлеровскую идею синэстезии: он связывает гласные звуки с определенными цветами: А — черный, Е — белый, И — красный, У — зеленый, О — голубой. Таким образом, он систематизирует единство ощущений, лежащее в основе символизма. Но, как утверждает Ииид Старки, имеется достаточно оснований полагать, что Рембо создал свой алфавит, исходя из последовательности цветов, связанных с алхимическими процессами [7].

Хотя Рембо никогда не был сатанистом в истинном смысле этого слова, он признавал в Дьяволе типичного бунтаря. У историка Жюля Мишеля в его книге о колдовстве мы находим убедительные доводы в пользу оценки Сатаны как фигуры, наделенной умом, творческими способностями и волей, чей культ был подавлен Церковью в Средние века. Мишель, видит в Сатане образ, больше похожий на Прометея и Гермеса Трисмегиста, чем на властителя тьмы. Рембо, стремившийся отбросить все запреты, нашел бы существенную поддержку в доводах Мишеля.

Тем не менее после двух лет «целенаправленного расстройства своих чувств» Рембо понял, что попал в тупик. В результате возникло беспощадное подведение итогов, кульминацией которого стали его душераздирающее произведение «Пора в аду» и последующий отказ от занятий поэзией.

В своем письме к Жоржу Изамбару Рембо пишет: «Я стал иным». Он повторяет эту фразу в письме к Полю Демени и добавляет: «Первая наука для человека, который хочет стать поэтом, — это познание самого себя. Полное познание». «Поэт изучает свою душу, он инспектирует её, он испытывает её, он учит её». Человек может заниматься этим, только добившись определенного искажения своей личности. «Душа должна сделаться чудовищной, — говорил Рембо Полю Демени. — Вообрази, человека, который сажает и выращивает бородавки на своём лице».

Эти бородавки и погружение в самоанализ привели к тому, что сам Рембо восстал против своего мятежа. Его переполнило отвращение к своему бунтарству. «Пора в аду» — откровенный рассказ Рембо об алхимическом прыжке в его собственную преисподнюю, о расщеплении души на несовместимые элементы — процессе, соответствующем dissolutio в первой стадии Великого Делания. Затем Рембо оставил поэзию, свою родину и самого себя. «Я» превратился в «иного» [8].

Ж.К. Гюисманс