— Прямо так с ходу ничего не скажу, Тадеус, хотя… мне все-таки любопытно, чем вызван твой интерес. Только ли литературными изысканиями.
— Ну… может быть, и не только, Роули. Может быть, и не только. Может быть, я так сказал лишь потому, что не могу объяснить это в спешке. — Он быстро взглянул на охранников. — У меня сейчас мало времени.
Уголки губ Роули сложились в еле заметную улыбку.
— Кажется, я понимаю. Воробьи… самые обыкновенные птицы. Слишком обычные, чтобы иметь какое-то особенное значение в суевериях. И все же… когда я об этом задумался… кажется, что-то такое есть. Если я только не путаю их с козодоями. Надо проверить. Ты здесь пробудешь еще какое-то время?
— Боюсь, не больше получаса.
— Ну, может быть, сразу что-нибудь и найдется у Барринджера. В его «Американском фольклоре». На самом деле это не более чем поваренная книга суеверий, но и она тоже сгодится. И если что, я же могу позвонить тебе по телефону.
— Да, конечно.
— Хорошую вы с Лиз устроили вечеринку для Тома Кэрролла, — сказал Роули. — Хотя вы с Лиз
— Спасибо. Наверное.
— Гонзо Том, — продолжал Роули чуть ли не с нежностью. — Даже не верится, что Гонзо Том Кэрролл отплыл в серую гавань пенсии. Больше двадцати лет я слушал, как он громоподобно пердел в соседнем кабинете. Надеюсь, его преемник будет потише. Или хотя бы чуть сдержаннее.
Тэд рассмеялся.
— Вильгельмине тоже очень понравилось. Она получила огромное удовольствие, — сказал Роули, шаловливо уставившись в пол. Он прекрасно знал, как Тэд с Лиз относятся к Билли.
— Это радует, — отозвался Тэд. С его точки зрения, Билли Беркс и удовольствие были вещами несовместимыми… но поскольку от нее и Роули зависело алиби Тэда, в котором он так нуждался, наверное, он и вправду должен был радоваться тому, что она пришла на вечеринку. — И если ты что-нибудь вспомнишь насчет…
— О воробьях и их месте в Невидимом мире. Да, конечно. — Роули кивнул полицейским за спиной Тэда. — Доброго дня, джентльмены. — Он обогнул их и направился к своему кабинету чуть более целеустремленно. Не намного, но все же.
Тэд озадаченно смотрел ему вслед.
— Что это было? — спросил Гаррисон-или-Гарримен.
— Делессепс, — пробормотал Тэд. — Наш главный филолог и фольклорист-любитель.
— Похоже, он из тех парней, кто не в состоянии добраться до дому без карты, — заметил второй полицейский.
Тэд подошел к двери в свой кабинет и отпер ее.
— Он не такой недотепа, каким кажется, — сказал он и открыл дверь.
Пока Тэд не включил верхний свет, он даже не осознавал, что Гаррисон-или-Гарримен стоит у него за спиной, держа руку в кармане спортивной куртки, явно сшитой на заказ для парней великанской комплекции. На мгновение Тэд ощутил запоздалый страх, но кабинет, конечно, был пуст — пуст и так чисто прибран, что после хаоса и бедлама, царивших здесь весь учебный год, казался чуть ли не мертвым.
Без всякой причины на Тэда вдруг накатила волна почти тошнотворной тоски, пустоты и ощущения потери — смесь чувств, подобных глубокой, внезапной печали. Как будто все происходило во сне. Как будто он пришел сюда попрощаться.
— Если хотите кофе, можете выпить по чашке в комнате отдыха, — сказал он полицейским. — Кофейник наверняка полон, или я совершенно не знаю Роули.
— А где эта комната? — спросил напарник Гаррисона-или-Гарримена.
— В том конце коридора, третья дверь отсюда. — Тэд открыл ящик стола и достал папку с заявками. Потом поднял голову, улыбнулся полицейским и сам почувствовал, что улыбка вышла натянутой. — Думаю, вы услышите, если я закричу.
— Вы, главное,
— Можете не сомневаться.
— Я мог бы послать за кофе Манчестера, — сказал Гаррисон-или-Гарримен, — но у меня ощущение, что вы вроде как намекаете, что вам хочется побыть одному.
— Ну да. Раз уж вы сами сказали.
— Это нормально, мистер Бомонт. — Он очень серьезно посмотрел на Тэда, и тот вдруг вспомнил, что полицейского звали Харрисон. Как Джорджа Харрисона из «Битлов». Надо быть идиотом, чтобы такое забыть. — Только не забывайте, что те люди в Нью-Йорке погибли от передозировки одиночества.