В одной руке Старк держал карандаш и легонько постукивал кончиком с ластиком по краю телефонного столика, и Лиз с изумлением поняла, что это был «Черный красавец».
Нет. Конечно, Старк не заходил в кабинет, и карандаш — не Тэда. На самом деле эти карандаши никогда не были карандашами Тэда, просто он их иногда покупал. «Черные красавцы» принадлежали Старку. Кстати, Старк уже воспользовался карандашом — написал что-то большими печатными буквами на задней обложке университетского телефонного справочника. Подойдя ближе, Лиз сумела прочесть две фразы. Первая: «УГАДАЙ, ОТКУДА Я ЗВОНИЛ, ТЭД?» И вторая, беспощадно прямая: «НИКОМУ НИ СЛОВА, ИНАЧЕ ОНИ УМРУТ».
Словно в подтверждение этого Старк произнес в трубку:
— Ничего я с ними не сделал, как ты сам слышишь. Я не тронул ни единого волоска на их драгоценных головках.
Он обернулся к Лиз и подмигнул ей. Вот это и было самым чудовищным: он подмигнул ей, словно они заодно. Старк снял очки и теперь вертел их в руке. Его глазные яблоки выпирали наружу, как стеклянные шарики на лице тающей восковой фигуры.
— Пока не тронул, — добавил он.
Он послушал, что говорил ему Тэд, и расплылся в ухмылке. Даже если бы его лицо не разлагалось буквально у нее на глазах, Лиз все равно стало бы страшно от этой ухмылки, издевательской и жестокой.
— А что — Лиз? — спросил Старк почти игривым голосом, и вот тут Лиз взяло зло. Злость помогла одолеть страх, и Лиз вдруг подумала о тете Марте и крысах. Жалко, что тети Марты сейчас нет рядом. Она бы разобралась с этой крысой. У Лиз были ножницы, но это не значит, что она сумеет ими воспользоваться. Вряд ли Старк даст ей такую возможность. Но Тэд… Тэд знает о тете Марте. У Лиз появилась одна идея.
7
Когда разговор завершился и Старк повесил трубку, она спросила, что он теперь собирается делать.
— Мчаться на всех парах, — ответил он. — Я вообще очень быстрый. — Он протянул руки к близнецам. — Дай мне кого-нибудь одного. Все равно кого.
Она отшатнулась и инстинктивно прижала обоих малышей еще крепче к груди. Близнецы более-менее успокоились, но это судорожное объятие снова их растревожило, и они принялись хныкать и извиваться.
Старк терпеливо проговорил:
— У нас нет времени спорить, Бет. Не заставляй меня убеждать тебя с помощью этой штуки. — Он похлопал по цилиндрической выпуклости в кармане охотничьего жилета. — Я не сделаю больно твоим детишкам. Я ведь тоже их папочка, в каком-то смысле.
—
— Возьми себя в руки, женщина.
Слова прозвучали спокойно, без всякого выражения — и убийственно холодно. Лиз показалось, что ей на голову вылили ведро холодной воды.
— Давай без истерики, зайка. Мне нужно выйти во двор и загнать полицейскую тачку в гараж. И я очень расстроюсь, если, пока я там занят делом, ты от меня убежишь. Но если со мной будет один из твоих малышей — скажем так, в качестве залога, — мне не придется об этом переживать. Я тебя не обманываю. Если я говорю, что не желаю зла ни тебе, ни твоим малышам, значит, оно так и есть… но даже если бы я собирался тебя обмануть, что бы я выиграл, если бы сделал больно кому-то из твоих деток? Мне нужна твоя помощь.
Он протянул руки. Его прогнившее, разрушенное лицо было решительным и непреклонным. Глядя на это лицо, Лиз поняла, что возражать бесполезно. Его не убедят никакие доводы, не тронут никакие мольбы. Он даже слушать не станет. Он просто исполнит свою угрозу.
Она подошла к нему, и когда он хотел взять Уэнди, ее рука вновь напряглась, защищая от него дочку. Уэнди расплакалась еще пуще. Лиз расслабила руку, позволив Старку забрать малышку, и расплакалась сама. Она посмотрела ему в глаза:
— Если ты сделаешь ей больно, я убью тебя.
— Я знаю, что ты попытаешься, — серьезно проговорил Старк. — Я безмерно уважаю материнские чувства, Бет. Ты считаешь меня чудовищем, и ты, возможно, права. Но настоящие чудовища никогда не бывают бесчувственными. Тем они и ужасны в конечном итоге, а не своей безобразной наружностью. Я ничего не сделаю этой малышке, Бет. Со мной она в безопасности… до тех пор, пока ты готова сотрудничать.
Теперь Лиз держала Уильяма двумя руками… и никогда прежде ее объятия не ощущались такими пустыми. Никогда прежде она не была так уверена, что совершила ошибку. Но что она могла сделать?