И тот
И в ту секунду, когда цистерна загородила темно-коричневый «плимут» в зеркале заднего вида, Тэд вдавил педаль газа в пол.
2
Через полквартала Тэд свернул направо и помчался по короткой улочке на скорости сорок миль в час, моля Бога, чтобы именно в эту секунду никто из детишек не побежал за мячом, выкатившимся на проезжую часть.
Он пережил неприятный момент, когда ему показалось, что улочка заканчивается тупиком, но потом разглядел, что там все-таки есть поворот направо — его частично загораживала высокая изгородь у дома на углу.
Он чуть притормозил у Т-образного перекрестка и резко свернул направо, так что шины скрипнули по асфальту. Через сто восемьдесят ярдов он опять повернул направо и поехал к пересечению этой улицы с шоссе. Таким образом, он выехал обратно на шоссе № 2 примерно на четверть мили севернее перекрестка в школьной зоне. Если молоковоз заслонил его, когда он сворачивал направо — а Тэд очень надеялся, что так и было, — то коричневый «плимут» сейчас по-прежнему едет на юг по шоссе. Может, они еще даже не поняли, что произошло… хотя Тэд всерьез сомневался, что Харрисон настолько тупой. Манчестер — возможно, но только не Харрисон.
Он свернул налево, проскочив в такой узкий просвет в потоке машин, что водителю «форда» на полосе в южную сторону пришлось вдарить по тормозам. Он погрозил Тэду кулаком, когда тот проехал прямо у него перед капотом, выруливая на северную полосу. Вновь поддав газу, Тэд помчался обратно к свалке у «Голдса». Он не просто превышал скорость и нарушал правила, он их вообще для себя упразднил. Если его остановит дорожная полиция, ему несдобровать. Но медлить нельзя. Надо как можно скорее убрать с дороги этот драндулет, слишком заметный и яркий.
До автосвалки осталось полмили. Тэд проехал это расстояние, почти не отрывая взгляд от зеркала заднего вида. Он все высматривал «плимут», но его по-прежнему не было видно. Тэд свернул к «Голдсу».
Он медленно въехал в открытые ворота, над которыми висел знак с надписью «ВЪЕЗД ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ!» поблекшими красными буквами на грязно-белом щите. В будний день его засекли бы и развернули обратно практически сразу. Но сегодня была суббота, да и время — как раз обеденное.
Тэд поехал по проходу между рядами разбитых машин, сложенных штабелями в два, а то и в три этажа. Те, что были внизу, давно утратили свою изначальную форму и, казалось, медленно просачивались под землю. Земля вся почернела от масла, и просто не верилось, что на ней может хоть что-то расти, но тут и там виднелись полоски зеленой сорной травы, и большие, молча кивающие подсолнухи желтели яркими островками, как уцелевшие счастливцы, пережившие ядерную катастрофу. Один гигантский подсолнух пророс сквозь разбитое лобовое стекло хлебного автофургона, лежащего кверху днищем, как дохлый пес. Пушистый зеленый стебель обернулся вокруг ступицы, как узловатый кулак, второй зеленый кулак вцепился в эмблему на капоте старого «кадиллака», лежащего поверх фургона. Казалось, подсолнух уставился на Тэда как черно-желтый глаз какого-то мертвого чудища.
Это было огромное, тихое кладбище автомобилей, от которого Тэда бросало в дрожь.
Он свернул направо, потом — налево. И вдруг увидел воробьев. Они были повсюду: на капотах, на крышах, на засаленных, выдранных с мясом двигателях. Три маленькие птички купались в заполненном водой колесном колпаке. Они не улетели, когда он приблизился, а просто бросили свои дела и наблюдали за ним своими черными глазками-бусинами. Воробьи сидели рядком на краю лобового стекла, прислоненного к окну старого «плимута». Тэд проехал буквально в трех футах от них. Птицы беспокойно забили крылышками, но остались сидеть на месте.
Проезжая мимо «датсуна», он заглянул в круглую дырку на лобовом стекле, как будто пробитую метеоритом, и увидел на приборной панели большое пятно засохшей крови.
На переднем сиденье «датсуна» тоже сидели воробьи.
— Что вам от меня нужно? — хрипло спросил Тэд. — Что вам нужно, во имя всего святого?
И ему показалось, что он услышал ответ. У него в голове прозвучал тонкий, пронзительный голосок этого общего птичьего разума: