Алан расстегнул ремешок на кобуре служебного револьвера и пошел назад по подъездной дорожке Уильямсов, прочь от воробьев. Дорожка поднималась вверх по крутому склону, и к тому времени, когда Алан выбрался на Лейк-лейн, земляную проселочную дорогу с полоской травы, зеленевшей между следами от колес, его лицо блестело от пота, а рубашка прилипла к спине. Оглядевшись по сторонам, Алан увидел, что все воробьи остались в низине — они уже облепили его машину, сидели на багажнике, на капоте, на проблесковых маячках на крыше, — а здесь, наверху, их не было.
Алан огляделся по сторонам из своего, как он надеялся, надежного укрытия за высоким кустом сумаха. На Лейк-лейн не было ни души — лишь воробьи, но они сосредоточились внизу, у коттеджа Уильямсов. Тишину нарушал только стрекот сверчков и писк нескольких комаров, подбиравшихся к лицу Алана.
Хорошо.
Алан перебежал через дорогу, как солдат на вражеской территории — втянув голову в плечи и низко пригнувшись, — перепрыгнул канаву, заросшую сорняками и заваленную камнями, и скрылся в лесу на той стороне. Теперь ему оставалось добраться до летнего дома Бомонтов как можно быстрее и незаметнее.
4
Восточный берег озера Касл представлял собой длинный холм с достаточно крутым склоном. Лейк-лейн проходила примерно посередине склона, и большинство домов располагалось настолько ниже дороги, что с того места, где сейчас находился Алан, ярдах в двадцати выше Лейк-лейн, ему были видны только коньки их крыш. А некоторые дома не видны вовсе. Но Алан видел дорогу и отходившие от нее подъездные дорожки, ведущие во дворы, так что если он не собьется со счета, все будет нормально.
Добравшись до пятой подъездной дорожки после дома Уильямсов, Алан остановился. Оглянулся проверить, не следуют ли за ним воробьи. Мысль, конечно, бредовая, но в сложившейся ситуации — вполне закономерная. Не заметив ни одного воробья, он даже подумал, что, возможно, их и не было вовсе. Возможно, они ему просто привиделись. Перегруженный мозг может выкинуть и не такое.
Алан посмотрел на дорожку, ведущую к дому Бомонтов, но с того места, где он стоял, не было видно вообще ничего. Пригнувшись, он стал спускаться, стараясь не шуметь. У него получалось вполне неплохо, и он уже мысленно поздравил себя и назвал молодцом, как вдруг Джордж Старк приставил револьвер к его левому уху и сказал:
— Только без резких движений, дружище. А то у кого-то мозги полетят прямо на правое плечо.
5
Очень медленно — медленно, медленно — Алан повернул голову.
И увидел
— Да, на обложку «Джи-Кью» моя пачка, наверное, уже не годится? — спросил Старк, ухмыляясь. Его ухмылка обнажала больше зубов и десен (и черных дырок в тех местах, где раньше были зубы), чем это положено даже самой широкой улыбке. Лицо было испещрено язвами, а кожа как будто отслаивалась от лежащих под ней тканей и облезала кусками. Но это было еще не самое страшное — совсем не от этого у Алана скрутило живот от ужаса и отвращения. Что-то было не так с самой структурой лица этого человека. Оно не просто гнило и разлагалось, с ним происходила какая-то чудовищная мутация.
Тем не менее Алан сразу понял,
Волосы, тусклые и безжизненные, как старый парик, нахлобученный на голову соломенного чучела, были светлыми. Плечи — почти такими же широкими, как у футболиста в форме с защитными наплечниками. Хотя он не двигался, а стоял, в нем все равно ощущалась надменная легкая грация. Он смотрел на Алана без всякой злобы и, кажется, пребывал в замечательном настроении.
Это был человек, которого не существовало на самом деле, которого
Мистер Джордж Старк, психованный сукин сын из Оксфорда, штат Миссисипи.
Значит, все это правда.
— Добро пожаловать на карнавал, старина, — мягко проговорил Старк. — Для такого здорового дядьки ты очень даже неплохо двигаешься. Я тебя чуть не прошляпил вначале, а ведь я тебя искал. Пойдем в дом. Хочу познакомить тебя с малышкой. Только без фокусов. Одно неверное движение — и ты умрешь. И она тоже умрет, и ее славные детки. Мне терять нечего. Веришь?
Старк ухмыльнулся, растянув гниющие губы на жутком, совершенно неправильном лице. В траве все так же стрекотали сверчки. Где-то на озере пронзительно вскрикнула гагара. Алан от души пожалел, что нельзя самому превратиться в гагару и улететь, потому что, глядя в выпученные глаза Старка, едва не выпадающие из глазниц, он видел в них, кроме смерти, только одно… вообще ничего, пустоту.
Он вдруг очень отчетливо осознал, что уже никогда не увидит жену и сынишек.
— Верю, — сказал он.
— Тогда бросай пистолет и пойдем.