Все тот же сон (или очень похожий), только конец отличался. Но сначала все было так же: Старк привел Тэда в пустой дом, и всегда оставался у него за спиной, и вновь сказал Тэду, что тот ошибается, когда Тэд пытался доказывать совершенно убитым дрожащим голосом, что это его собственный дом. Ошибочка вышла, вновь сказал Старк за его правым плечом (или за левым? и есть ли разница?). Хозяин этого дома мертв. Хозяин этого дома отправился в то легендарное место, где заканчиваются все рельсы, в место, которое здесь (где бы ни было это здесь) называется Эндсвилем. Все было точно так же. Пока они не добрались до прихожей у задней двери, где Лиз была уже не одна. Теперь к ней присоединился Фредерик Клоусон. Он был голым, если не считать совершенно нелепого кожаного плаща. И он тоже был мертв, как Лиз.
Старк за плечом Тэда задумчиво произнес:
— Вот так оно и бывает со всякими стукачами. Их пускают на фарш. О
А потом — не в доме, снаружи — Тэд их
—
— Они снова летают, дружище. Не забывай.
Он проснулся в холодном поту, сотрясаясь от дрожи, и на этот раз еще долго не мог заснуть снова. Он лежал в темноте и думал, насколько бредовой была эта мысль — мысль, которую оставил после себя сон. Возможно, и в первый раз было так же, но теперь мысль проявилась гораздо отчетливее. Совершенно абсурдная мысль. Да, Тэд всегда представлял себе Старка похожим на Алексиса Машину (и почему нет, ведь, по сути, они появились одновременно, вместе с «Путем Машины»), оба высокие, широкоплечие, крепкие, здоровенные амбалы, словно вырубленные из цельного куска какого-то твердого материала, и оба блондины… и все равно это был полный бред. Псевдонимы не оживают и не убивают людей. Утром, за завтраком, он скажет Лиз, и они оба посмеются… ну, может, и не посмеются при настоящем положении дел, но усмехнутся уж точно.
Глава 11
Эндсвиль
1
В понедельник, рано утром, пока Лиз не начала его пилить, Тэд записался на прием к доктору Юму. В медицинской карте Тэда, разумеется, были данные об удалении опухоли в 1960-м. Он сказал Юму, что недавно у него дважды повторились симптомы с птицами — звуками, которые раньше предваряли головные боли, пока опухоль не диагностировали и не вырезали. Доктор Юм спросил, вернулись ли сами боли. Тэд ответил, что нет.
Он не рассказал ни о трансе, ни о том, что написал, пока пребывал в этом трансе, ни о том, что было написано на стене в квартире жертвы убийства в Вашингтоне. Теперь все это казалось таким же далеким, как вчерашний сон. На самом деле Тэд вдруг поймал себя на том, что пытается обратить все чуть ли не в шутку.
Однако доктор Юм отнесся к этому серьезно. Очень серьезно. Он направил Тэда в Медицинский центр Восточного Мэна, причем велел ехать уже сегодня. Он хотел, чтобы Тэд сделал полную рентгенограмму черепа и компьютерную аксиальную томографию.
Тэд поехал. Сначала ему сделали рентген, а потом велели засунуть голову в аппарат, похожий на промышленную сушильную машину. Аппарат гудел и трещал не меньше четверти часа, а потом Тэда выпустили на свободу… по крайней мере пока. Он позвонил Лиз, сказал, что результаты будут готовы в конце недели и что ему надо ненадолго съездить в университет.
— Ты уже что-то решил насчет звонка шерифу Пэнгборну? — спросила она.
— Давай подождем результатов обследования, — предложил он. — Посмотрим, что у нас там, а потом уж решим.
2
Он был у себя в кабинете, очищал ящики стола и полки от хлама, скопившегося за семестр, когда у него в голове вновь зачирикали птицы. Поначалу — лишь несколько отдельных трелей, но постепенно их становилось все больше и больше, и в конечном итоге они превратились в оглушительный хор.
Белое небо — он видел белое небо, изломанное силуэтами домов и телефонных столбов. И повсюду были воробьи. На каждой крыше, на каждом столбе. Они ждали только команды от группового сознания. И когда эта команда поступит, они разом сорвутся с мест и взовьются в небо со звуком, похожим на хлопанье тысячи простыней на ветру.
Тэд вслепую подобрался к письменному столу, нащупал стул и рухнул на него.
Воробьи.
Воробьи и белое весеннее небо.