Он тихо рассмеялся и наклонился поцеловать ее изогнутый ротик.
—
Именно его голос, бархатисто-мягкая симфония соблазна, вызвала краску на ее лице. Но прежде чем она успела ответить, Таша снова обняла ее, совершенно не осознавая произошедшего вторжения.
— Есть что-нибудь, что может помочь тебе видеть лучше? Очки? Может операция? Лазерные технологии, кажется, творят чудеса.
— У меня есть мое собственное чудо, — ответила Антониетта. — Байрон, у тебя есть еще одно дело, о котором следует позаботиться. Если хочешь, займись им сейчас, я тем временем посижу здесь с Полом.
—
Антониетта попыталась было посмотреть ему вслед, но комната закружилась, и объекты странной формы полетели к ее глазам. Она крепко зажмурилась.
— Движения затрудняют этот процесс. Я вынуждена смотреть на неподвижный объект, чтобы действительно его увидеть. Но мы полагаем, что с течением времени и при небольшой практике все изменится.
— Антониетта, — Пол потянулся к своей кузине. Она тут же среагировала, переплетя свои пальцы с его. — Пожалуйста, помирись с Жюстин. Я знаю, тебе больно от того, что она сделала, но я сказал ей, что меня собираются убить. Как всегда, я преувеличил. Она умоляла меня пойти к тебе, залечь на дно, пока она сама не сможет собрать деньги. Из-за этого у нас разыгрывались нешуточные сражения. Я чувствовал себя таким подонком, но я был уверен, что она член воровской шайки.
— Ты говорил ей о своих подозрениях? Она знает, что ты чуть не умер, придя сюда, а не отправившись в больницу? Я не смогла бы спасти твою жизнь, Пол. Это Байрон трудился над тобой и сумел сохранить твою жизнь.
— Я чувствую себя другим. Это странно, Тони, но я клянусь, что сегодня утром здесь стоял шум, какой-то странный жужжащий звук. Жюстин выискивала его причину по всей спальне. Это оказался жук, и шум исходил от его крыльев. Я чувствую себя более живым, хотя большую часть времени испытываю адскую боль, — он потер свою заросшую челюсть. — Жюстин собирается стать моей женой. Она была ужасно зла на меня, прежде всего потому, что я считал, будто она предает нашу семью, но я переубедил ее. Помогло то, как жалко я сейчас выгляжу.
Антониетта вздохнула.
— Она действительно ранила меня, Пол. Я доверяла ей, от этого доверия зависела моя уверенность в себе. Она лишила меня этого.
— Я забрал у тебя это. Ты же знаешь, какой я. Таша, поговори с ней, она всегда прислушивается к тебе.
Антониетта ощутила, как внезапно напряглась Таша.
— Ты сделаешь это, Тони. Выслушаешь меня. Я всегда была для тебя важной.
— Глупышка. Это не подвергается сомнению. Твое мнение всегда было важным для меня. Ты знаешь, что я думаю и чувствую. Знаешь, что для меня важно. Но что бы ты сделала? Я люблю Жюстин, но не знаю, смогу ли забыть то, как она поступила.
Таша тихо рассмеялась.
— Тони, не будь идиоткой. Ты прощаешь
— Здорово Таша, это совсем на тебя не похоже. Я хотела утонуть в жалости к самому себе, но ты мне не позволила.
— Это не в твоем стиле.
— Я хочу вам обоим задать странный вопрос. Кто-нибудь из вас испытывал странные ощущения, словно внутри вас живет животное, старающееся выбраться?
— Вроде кошки, — сказал Пол. Он потер свои руки. — Временами я испытываю зуд и ощущаю невероятную силу.
— И все твои чувства пробуждаются к жизни, — добавила Антониетта.
— Этого я не ощущаю, — сказала Таша, — но я могу мысленно разговаривать с Полом. У нас это получается с самого детства. С кем-либо другим у меня это не выходит.
— Ты никогда не рассказывала мне.
— Только потому, чтобы ты не чувствовала себя брошенной, — тихо вздохнув, ответила Таша. — Ты, правда, любишь Байрона? — некая прерывистость слышалась в ее голосе.
— Больше, чем когда-либо считала возможным. Не могу представить своей жизни без него.
— Где он хочет жить? Чем он занимается? Ты что-нибудь о нем знаешь?