Кстати, о чувстве такта – столкнулась она, правда, и с исключением из правил. Дело было в кафе в большой купальне. Она воспользовалась тремя различными массажными аппаратами и вышла сюда, в кафе, голова у нее кружилась, кожу покалывало иголочками, и тут она обнаружила, что здесь продают картофель фри! Лучшего и пожелать нельзя! Мало того, что с ней только что так любовно обошлись, так тут еще и жирная жратва, лучшее утешение, взамен всех этих водорослей и птичьего корма. Хотя у нее слегка поубавился аппетит, когда она заметила, что делает японец рядом с ней: отправляя картофель фри в рот одной рукой, другой он чесал грибок на ноге, и желтоватая кожа шелушилась и сыпалась на пол. До чего омерзительное зрелище! Причем он был чисто вымыт, только что из купальни, но он ведь, по всей видимости, заразил все мужское отделение, а теперь взялся за остальных, сидевших в кафе, ведь обувь нужно было оставлять снаружи. И он отрывал от ступни куски кожи, не уступавшие по величине картошке, которую он ел, политой майонезом и посыпанной солью. Брррр!
Время, на самом деле, заживляет множество ран и ссадин. Латает их – и большие, и те, что поменьше. Зашивает маленькими, тончайшими иглами, так что не остается следа, или иголками для штопки, используя при этом зажимы, в результате чего плоть срастается, но на коже остается узловатый шрам. Время не хочет, чтобы о нем судачили, что оно, дескать, не лечит. Ему, черт возьми, нужно расправиться с этими ранами, особенно с теми, что в сердце! Никто не должен уйти отсюда, заявляя, что безответная любовь кровоточит и причиняет нестерпимую боль, которая за пять лет нисколько не ослабла. Это недопустимо. Время позаботится об этом!
Метте не назвала бы это прямо-таки исцелением, то, что делает Время, но ампутации и анестезия удаются ему совсем недурно. Метте считает, что ее сердце отремонтировали настолько хорошо, насколько это вообще доступно Времени. Балки, удерживающие всю громадную структуру в целом, удаление ткани везде, где был очаг воспаления, блокада некоторых нервов, в результате чего боли уже не вернуться на прежние позиции, те, которые она занимала до операции.
Медленные, очень медленные приготовления к операции, когда тебе кажется, что она никогда не начнется. Твое имя на листе ожидания, проходит год за годом, и все обещают, что Время появится и разберется с этой проблемой. Однако ничего не происходит. Только спустя пять лет вдруг видишь, что на самом деле-то что-то произошло: ты стал другим человеком. Изменение отчетливое, но что именно происходило день за днем, нельзя было бы разглядеть даже под микроскопом. Невидимая и бесконечно неторопливая команда врачей занималась тобой в Больнице Времени, и тебя не выпишут уже до конца жизни. Будут появляться новые раны, и старые дадут о себе знать. Эти процессы вышивки и дорожных работ в твоем организме будут продолжаться до самой смерти.
На дворе лето, и когда погода так хороша, как сейчас, то просто глазам не веришь – сколько мужчин и женщин, девчонок и парней ходят, взявшись за руки или под ручку. Именно в этот момент, видя, как все эти парочки бредут через лето, обхватив друг друга за талию, Метте понимает, что раны затянулись. Она наблюдает абсолютно расслабленное поведение влюбленных пар, им, по всей видимости, кажется совершенно естественным идти по улице, демонстрируя физический контакт с другим человеком. Вслух Метте, разумеется, ничего не говорит, не фыркает и не пялится на них демонстративно, но в ее понимании так себя вести было все равно, что замешивать песочное тесто, пересекая с тазиком площадь Конгенс Нюторв. Но, наверное, нашлось бы не так много людей, способных понять, что она имеет в виду.
Произошло вот что: там, где когда-то присутствовал Серен, – в ее руках, вокруг талии, прижимаясь губами к ее волосам, в ее речи и на языке у нее во рту, в ее мыслях – там все зажило. Он был там, потом его вырвали, и она жила с открытыми ранами. «Подожди, придет врач, великое, доброе Время, придет совсем-совсем скоро».
Метте не способна даже мысленно представить себе, как она идет с мужчиной, взявшись с ним за руки. Она прекрасно помнит, что она это делала, и ей казалось это таким же естественным, каким это, очевидно, кажется сейчас другим, но она помнит это какой-то совершенно рассудочной частью своего мозга, рука и сердце не хранят этих воспоминаний. Сперва она встречалась со многими мужчинами, но все время чувствовала, что все это не ее, а потом встретилась с тем самым, единственным. Их кожа и волосы, души и руки-ноги срослись. Ну да, в таком теле гораздо больше неудобств по сравнению с приобретенными преимуществами. Метте лишилась не только Серена, но и полностью утратила способность к цельности и представление о том, что ее возможно вернуть. Видишь, ей уже больше не больно от того, что она знает – ее рука никогда не будет никому принадлежать. И ее губы распрограммировали, врожденная жажда поцелуя стала слишком болезненной, и теперь этой жажды больше нет, вожделения нет, рана заросла.