– Потому что ты трезвонишь, не переставая. Уже раз пять, не меньше. Что ты хотела?
– Я пытаюсь дозвониться до Мальте.
– Я думал, он поехал с тобой.
Эсбен повышает голос, почти переходя на крик. Она, видимо, отвлекла его от какого-то важного занятия.
Теперь она уже не знает, что ей делать. Допивает остывший кофе и ждет.
Потом заказывает еще чашку. Она не уходит из ресторана.
Начало декабря выдалось относительно теплым и дождливым. День превратился в одни нескончаемые сумерки, свет фонарей отражается в мокром асфальте улиц, ведущих в объезд центра, и длинной череде лобовых стекол, выстроившихся в очередь на въезде в город и на выезде из него. Лисбет несколько дней старается не показываться никому на глаза, пока не зажило лицо. Припухлость спадает, но темно-красная линия, перечеркивающая нос и рот, все-таки пока видна. Выглядит это как ожог от лизнувшего лицо языка пламени. Выходя из дома, она натягивает на нос шейный платок и следит за тем, чтобы он не соскальзывал.
Она нигде не может найти телефон Мальте. Когда она наконец спрашивает Томаса, он говорит, что отправил ему телефон по почте.
Ей, однако, необходимо ходить на работу, в бассейн, где она ведет группу «Мама и малыш». Мамы, положившие своих младенцев на пеленальный столик, чтобы сменить памперс, дуют им в животики, целуют пальчики ног. Другие стоят под душем, посадив малюток в черные коляски, которые можно брать напрокат. Те выглядывают из-под капюшончиков своих детских полотенец. С задумчивым видом они рассматривают своих моющихся матерей. В душевой царит атмосфера ничем не нарушаемого покоя.
Инструктор Филипп сидит на скамейке в зале. Когда он устроился к ним, она первые несколько месяцев была уверена, что он как минимум лет на десять младше ее, и только совсем недавно вдруг поняла, что они абсолютно одного возраста. Она понятия не имеет, что он за человек. В бороде у него заплетена косичка. Он из тех людей, которые способны внушить ей страх, потому что он заставляет ее смущаться. Ей кажется, что он аж лоснится от самолюбования. Проходя мимо него, она принимает независимый вид и коротко кивает.
Потом малышек ненадолго берут с собой в воду. Поют с ними «плескательную песенку», и Лисбет показывает на манекене нужные движения. Вспоминая при этом, как рука нежно обвивает ее шею, а вода соединяет их тела в одно целое. «Плюх, плюх, плюх, вот что мы умеем – плескаться!» – поют они, и их голоса взмывают под потолок, к свету.
Филипп ходит вокруг бассейна, скрестив на груди руки, комично выворачивая ступни, обутые в белые сабо, шлепая ими, как ластами. Проходя мимо, он что-то говорит ей, но она не слышит, что именно.
– Что? – переспрашивает она.
– Я спрашиваю: что ты сделала со своим лицом?
– Ничего.
Она собирается уйти, но он садится на скамейку прямо у нее за спиной, как будто ей непременно нужно понять какую-то вещь.
– Ты торопишься? – спрашивает он.
Поколебавшись, она подходит к скамейке и садится. Он изучает ее взглядом.
– Я вижу, что у тебя что-то случилось с лицом, – говорит он. – Похоже, это было больно.
– В любом случае все уже почти зажило.
У нее нет желания болтать с ним. «Он один из тех навязчивых снобов, которые привыкли быть непререкаемым авторитетом в узком кругу, – думает она, – один из тех, кто раз и навсегда возомнили себя правыми во всем».
– Что произошло?
Ей приходит в голову, что можно же выдумать какую-нибудь отговорку. Но она не способна.
– Не хочу об этом говорить.
– Хорошо, – говорит он спокойным тоном. Обхватывает руками колено и смотрит на воду в бассейне. – Как дела с малышами, справляешься?
– Да. Едва ли можно себе представить работу лучше этой.
Он улыбается ей, и эта улыбка застает Лисбет врасплох, ее словно ударили в грудь.
– Это тебя муж так?
– Нет!
– Извини, что спросил.
– Все нормально.
– Просто я полагаю, ты же не с дверью поцеловалась?
– Какой ты неугомонный, – говорит она и неожиданно тоже расплывается в улыбке, как будто на самом деле за их словами кроется что-то еще.
– Просто хочу знать, что случилось.
– Это мой сын.
– А-а.
– Ударил меня садовым совком.
– Он сильный парень, раз способен так тебе врезать.
– Да, ему уже не четыре годика.
Филипп смотрит на нее.
– Думаю, нам надо выпить по чашке кофе.
– Может, как-нибудь в другой день, – говорит она.
– Нет, – говорит он. – Сегодня.
Он идет рядом с ней, катя в руках свой велосипед, они проходят мимо автобусной станции, где автобусы, завершившие маршрут, заезжают в боксы и со вздохом оседают. В теплом воздухе стоит сильный запах солярки, перемешавшийся с запахом моря, волны которого накатываются на берег по ту сторону улицы Дюнкаркен. На перекрестке, в том месте, где начинается пешеходная зона, толпится не на шутку много народа. Улица превратилась в хаотический поток людей, устремившихся на поиски рождественских подарков. Время – половина третьего.
– Проголодалась? – спрашивает он, и да, она проголодалась.