Темная сторона Хюгге

– Если он хочет, чтобы ему врезали, мы ничего не можем тут поделать.

– Не понимаю, как ты можешь вот так вот об этом говорить.

– Ложись уже, Лисбет, – говорит Томас. – Простынешь, если будешь так стоять.

– Меня так тревожит, что он постоянно связывается не с теми, с кем надо.

– Рыбак рыбака…

– Какой ты все-таки циник, – говорит она.

– А ты святая наивность.

Однако он вылезает из постели, подходит к окну и встает рядом с ней.

– Подморозило, – говорит она. Он выглядывает в окно. В свете стоящего во дворе фонаря видно тонкий слой инея на плитке тротуара. – С кем он там куда-то собирался?

– Мне кажется, тебе лучше лечь.

– Я лягу тогда, когда сочту нужным.

– Лисбет!

Он возвращается в постель, укрывается одеялом с головой и поворачивается к ней спиной.

В четверть четвертого она громко восклицает: «Он не подходит к телефону!»

– Наверное, не слышит звонка, – приглушенно отвечает Томас.

– Я только что звонила ему несколько раз.

Она описывает круг по квартире.

Термометр за окном кухни показывает минус шесть. В ветвях каштана ни ветерка. Подрагивает свет фонаря во дворе, и лампа на лестнице, ведущей в подвал, то включается, то выключается. Иногда, бывает, они просыпаются от душераздирающих воплей, но этой ночью все тихо. Около четырех она возвращается в спальню и забирается под одеяло. Томас нагрел собой постель, и она прижимается к его спине.

– Какая ты холодная, – бормочет он.

– Ммм.

– А пальцы ног?

– Ледышки.

Он поворачивается к ней лицом.

– Давай их сюда.

– Шутишь?

Она пристраивает ступни у него между ног, и по его телу пробегают мурашки. Он греет в ладонях ее икры. – Так лучше?

– Так просто замечательно.

Теперь она знает, что он не спит.

В половине шестого они слышат, как открывается входная дверь.

Томас похлопывает по ее одеялу.

– Можешь спать, – шепчет он.

 Когда Лисбет с Мальте выезжают из города, солнце еще только показалось над горизонтом и отражается бледно-розовой полоской в зеркале заднего вида. Небо впереди светло-серое. Кругом абсолютная тишина, машины и автобусы еще не проснулись. Они едут по Виборгвай, Лисбет держит постоянную скорость, на десять километров в час быстрее разрешенной, обгоняя один за другим грузовики, которые возвращаются к себе домой в Бельгию или Голландию, сгрузив товар на складах цветочного концерна ГАСА. До последнего момента она не была уверена, что поездка не сорвется, но уже в половине девятого Мальте пришел на кухню. Теперь он сидит на сиденье рядом с ней и молчит.

– Ляг вздремни, – говорит она. – Я разбужу тебя, когда будем на месте.

– Я не устал, – отвечает он.

Два-три раза в год она ездит на кладбище, на могилу к родителям. Как правило, одна. Но в этот раз Мальте сам изъявил желание присоединиться.

Она искоса бросает на него взгляд. Кожа у него по-прежнему нежная, как у мальчика. Борода еще толком не начала пробиваться. Он бледный, у него белая кожа, она всегда считала, что он красавчик. Однажды он, еще маленький, сидел на полу и возился с «Лего», как вдруг оказался в луче солнечного света. С той самой секунды свет стал его стихией. Только на свету он сидел спокойно. Она включает обдув и расстегивает пальто.

– Похмелье? – спрашивает она.

– Нет, – отвечает он. – Я вчера не пил.

– Что вы делали? – спрашивает она.

Он отворачивается и смотрит в окно. Они проезжают бывшую молочную ферму, рядом с которой припаркован грузовик. Из него выпрыгивает мужчина. В зеркало ей видно, как он перебегает дорогу. Мальте закрывает глаза, и она не повторяет своего вопроса.

– Я был с приятелями, – говорит он, не открывая глаз.

– С кем? – спрашивает она.

– Ты их не знаешь.

– Развлекались в центре?

– Можно и так сказать. Но это было не совсем то, о чем ты думаешь.

– И что же вы делали, в таком случае? – спрашивает она.

– Лучше тебе этого не знать, ма.

– Напротив, когда ты вот так об этом говоришь.

– Кое-кого навестили. Я ничего не пил. Мы же с тобой договорились, что сегодня едем. Потом они спросили, не отвезу ли я их кое-куда.

– Кое-куда – это куда?

– Да так, одно местечко за городом. Ну, я был не против. Мы отъехали далеко от города и свернули на проселочную дорогу. Потом началась какая-то ерунда. Я не врубился, что там произошло.

– Что случилось?

– Да не знаю я, говорю же, ты что, глухая?

– Нет, просто меня это начинает беспокоить.

– Да ну? Тогда бросай беспокоиться, я же здесь, рядом с тобой.

Молчание. Она открывает бардачок и достает жестянку с леденцами. Берет себе один и протягивает ему банку. Он принимается громко и активно двигать челюстями. Потом снова закрывает глаза.

– Где остальные?

– Не знаю.

– Давай рассказывай.

– Приехала полиция.

– Полиция?

– Слушай, оставь меня в покое. Или высади прямо здесь.

– Ладно.

– Мне нужно немного вздремнуть. О’кей?

– Ладно.

– Ма.

– Да?

– Не переживай. Ничего такого не случилось.

– Рада слышать.