Темная сторона неба

Я пожал плечами. По моему мнению, «оскорбили» было слишком сильно сказано, но, может быть, он был и прав. У меня имелся ограниченный опыт общения с навабами.

— Это, — со смурным видом продолжал он, — скажется на оплате.

— Это стоит четыреста долларов, — сообщил я ему. — Наличными, в любой твердой валюте, какой пожелаете.

— Его превосходительство может быть щедрым. Но он может и выразить свое неудовольствие.

— Я сказал: четыреста. Здесь и немедленно.

— Вы мне не указывайте, сколько нам платить! — взъелся Хертер. — Я буду жаловаться на вас!

Я криво усмехнулся.

— Кому? В международный союз транспортной авиации? В швейцарскую торговую палату? Мы не входим ни туда, ни туда. Мы вообще никуда не входим. Платите и катитесь к чертям.

Он был на шесть дюймов выше меня, мне следовало бы это учитывать.

— Если вы не заплатите, — заявил я, — я сделаю так, что история с этим разбившимся самолетом появится на первых полосах всех европейских газет. Через сутки вас облепят иностранные корреспонденты, а это такой прожженный народ! Они умеют задавать вопросы и выуживать информацию. Через два дня они или докопаются до сокровищ, или их закопают так глубоко, что вы не доберетесь до них и в следующие десять лет. Значит, мой пилот напишет вам расписку в получении.

Он был готов или взорваться, или ударить меня. Я был не прочь столкнуться и с тем и с другим вариантом. У меня было настроение подраться или поскандалить на стоянке самолетов — к возмущению и осуждению законопослушных граждан. Но что бы ни сделал Хертер, он все равно собрался платить.

Очень медленно он залез во внутренний карман пиджака и достал такую пачку денег, которой можно было бы заткнуть выхлоп авиационного двигателя. Затем он отслоил несколько бумажек сверху, дважды пересчитал их и протянул — протянул так, словно передавал шпагу.

Это были доллары США: десять сотен, две полсотни и две десятки. Щедро довольно-таки. Я обратился к Роджерсу:

— Напиши расписку в получении. Его превосходительству навабу Тунгабхадры. На тысячу сто двадцать долларов. С благодарностью. Подпиши и передай мистеру Хертеру.

Я развернулся и направился к «мерседесу».

Заднее стекло было опущено, и я подошел к нему. Из тьмы в окошке показалось худощавое лицо наваба.

Я улыбнулся ему и нагнулся, положив руку на окно. Мисс Браун лишь угадывалась в глубине машины — очертаниями и по слабому запаху духов в тихом вечернем воздухе.

— Надеюсь, вы получили удовольствие от полета, ваше превосходительство, — сказал я, улыбнувшись сверх меры доброжелательно: мол, как это я, да чтобы оскорбить наваба?

Он что-то буркнул.

— И я надеюсь, вы найдете свои сокровища, — добавил я и выпрямился.

— Подождите минуточку. — Лицо его было нахмуренным. — Так мистер Китсон говорил вам, значит?

— Кое-что.

— А вы о них ничего не слышали?

Я развел руками.

— Пока что нет. Но я много мотаюсь в этих местах. — Я хитро посмотрел на него. — Конечно, если я даже наткнусь на них, я их не узнаю.

— За это будет вознаграждение, — заметил он.

— Да? И сколько? — изобразил я интерес.

Он вгляделся в мое лицо, потом губы его недовольно изогнулись. Я для него был ещё одним попрошайкой с вытянутой рукой. Он равнодушно пожал плечами.

— Я могу предложить небольшой процент. А стоят они свыше четверти миллиона фунтов стерлингов.

Подошел Хертер, косо взглянул на меня и уселся на водительское место.

— А я слышал, — сказал я навабу, — что они стоят миллион и больше.

Наваб дернулся, но быстро овладел собой.

— Командир, вы здорово разбираетесь в сокровищах?

— Однажды я познакомился с девушкой, у которой в ушах — лунный камень.

В темноте раздалась бриллиантовый смех мисс Браун. Наваб хмуро посмотрел на меня и откинулся на спинку сиденья, что-то бросив Хертеру.

Автомобиль резко взял с места, чуть не увезя мою руку.

Вот они проехали мимо автозаправщиков, под огнями фонарей у входа в ангар и исчезли в темноте. За спиной подошел Роджерс.

— Ты даже не поцеловал её на прощание, — ввернул он.

— А почему «на прощание»? Откуда ты знаешь, может, она будет ждать, что я взберусь к ней через окно с гитарой в зубах?

— Смотри не напорись на наваба, — посоветовал он с ухмылкой.

— Он всегда успеет поиграть на гитаре. — Я окинул взглядом пустую площадку. — Заправь баки. Завтра улетаем. Увидимся в отеле.

Я пошел в диспетчерскую вышку, намереваясь быть приятным любому там. Меня стали расспрашивать насчет посадки на Саксосе, и я попросил прощения за карбюраторы на самолетах «Эйркарго» и сослался на указания наваба. Ушел я, получив предупреждение. Я расплатился за стоянку и утреннее обслуживание, а также за топливо, которым нас заправляли в данный момент, потом принялся за телефонные звонки.

Часть моего радушного настроения испарилась после того, как я убил много времени, чтобы прорваться через афинскую телефонную сеть. Но мне повезло: я дозвонился в конце концов до Микиса. Это был редкий вечер, когда тот был на месте, а не в ночных заведениях, и ещё более редкий, когда он не карабкался в какое-нибудь окно с розами в зубах.

Вначале мы обменялись фразами о том, как нам приятно слышать друг друга, а затем я сказал: