Темная сторона неба

Машина быстро наращивала скорость, может быть слишком скоро. Мне нужно было время привыкнуть к машине, научиться чувствовать её и предсказывать её действия. Вот она уже начала зарываться носом.

— О'кей, отрывайся, — сказал Кен.

Индикатор воздушной скорости перешел отметку 55 узлов. Я притронулся к штурвалу. Мы пока были ещё на земле.

«Когда двигатели работают на полную мощность, развивается сильная тяга и машину прижимает к земле. Надо отрываться…»

— Взлетай! — крикнул Кен и потянулся к штурвалу.

Стрелка индикатора показывала уже 60 узлов. Я крепко взял штурвал и потянул на себя. Машина оторвалась от земли, взмыла в воздух и ожила. Кен убрал руку и положил её на колени.

— Шасси, — напомнил Кен.

Я потянул рычаг и убрал шасси, потом несколько выровнял машину: надо подождать, пока не наберем безопасную скорость. Когда скорось выросла, я стал убирать закрылки, машина немного выждала и пошла потихоньку вверх. На 100 узлах я дал «Пьяджо» возможность взбираться вверх покруче и начал постепенно убирать газ.

Кен включил связь.

— «Пьяджо» взлет произвел, ложится на курс. Спасибо и доброй ночи.

— Вас понял: «Пьяджо» взлет произвел, ложится на курс. Спасибо и доброй ночи. Если необходимы радиопеленги, свяжитесь с базой Уилус. Доброй ночи, синьоры.

Мы на высоте в 1000 футов шли со скоростью 100 узлов в направлении примерно на восток.

— Какой курс держать? — спросил я.

Кен задвигал ногами, расстегнул ремни и зажег сигарету. Он затянулся, выпустил дым на лобовое стекло.

— Тебе надо держать семьдесят градусов по магнитному компасу. Через минуту дам более точные данные.

Я стал ложиться на курс 70 градусов. Кен подождал, пока я закончу вираж, затем осторожно встал с кресла. Он вернулся с кипой карт, линейкой, транспортиром и навигационным измерителем Дальтона. Он прибавил света, чтобы можно было читать карты, и начал работать с большой картой.

Я начал чувствовать машину по малейшей манипуляции штурвалом и колесом тримминга. Машина была легкой и послушной, при легчайшем прикосновении к приборам управления она напоминала мне, что у неё два двигателя, а построена она на шесть-восемь человек. После «Дакоты» управлять ею было, что истребителем.

Я слегка прибавил газу. После сброса газа «Пьяджо», вопреки моему ожиданию, не опускал тут же носа, а при прибавлении — не задирал его сразу. Будем знать впредь.

Кен поднял голову от карты.

— Что-то у тебя лодка немножко по волнам прыгает, а?

Я дал самолету ровно набирать высоту, и Кен снова вернулся к карте. Через минуту-другую он оторвал глаза от карты и сказал:

— Наш курс должен быть шестьдесят восемь градусов по магнитному компасу. Пока через несколько минут мы не пересечем береговую линию, мы будем под воздействием ветра с берега. Так что держи пока семьдесят один.

Я проворчал. Я ещё не умею держать курс на этой машине с точностью до градуса. Буду держать семьдесят.

— Если мы с тобой не получим какой-нибудь радиопеленг, — сказал я, то заблудимся.

Кен улыбнулся.

— Реалистично рассуждаешь.

Сейчас он, вроде бы, расслабился. Во время всего взлета он испытывал напряжение, волнуясь, как я с этим справлюсь. Я испытывал странное ощущение, исполняя обязанности первого пилота в самолете Кена, когда тот сидит рядом. Не сказал бы, что мне это нравилось.

— Ну и как она тебе? — спросил Кен.

— Отличная машина. Как только накоплю тридцать пять тысяч фунтов, куплю себе такую.

— Прежде чем начнешь копить деньги, выровняй курс. Следующие три с лишним часа держи шестьдесят восемь градусов. Сейчас ты отклоняешься градуса на четыре.

Да, действительно. Я вернул машину на правильный курс. Кен взял другую карту, крупномасштабную карту этого района, составленную для британских военных летчиков, прикрепил её к планшету для карт и стал переносить на карту наш курс с большой карты. Мы прошли отметку 10 тысяч футов в 5.37 и дальше пошли на быстрой крейсерской скорости — 180 узлов.

29

В отдаленной части черного неба появилась синяя полоска, звезды стали меркнуть. В кабине, тускло освещенной как бы отблеском тлеющих углей, было тепло, отчего клонило ко сну. «Пьяджо» шел идеально ровно. Мы сидели, влившись в большие кожаные кресла, маленькие вентиляторы над головой у каждого гнали на нас теплый воздух.

Через некоторое время Кен спросил:

— Кофе не хочешь?

Я взглянул на него сонными глазами. Я с гораздо большим удовольствием поспал бы, но если надо взбодриться, то кофе тут в самый раз.

— Хочу, — согласился я. — А кто, стюардесса приготовит?

— Обойдешься электрической кофеваркой.

Он осторожно поднялся с кресла и ушел в салон, а я выпрямился в кресле и стал ловить в эфире базу Уилус.

Я все сидел и ждал, что, может, они что-нибудь скажут, когда пришел Кен с кофеваркой и двумя чашками, неся все это в одной руке. Кофеварку он поставил на панель управления двигателями, затем достал из-под сидений два серебряных приспособления типа подстаканника и поставил в них чашки.

— Сахар кончился. Будешь пить черный и горький, радуйся и такому.