Завороженный его голосом, Петр стоял посреди комнаты каменным истуканом. Душа его ныла, истерзанная горем, голова пылала. Неожиданно краем глаза он подметил какое-то движение: оказывается, поверенный в черном костюме, ни слова не говоря, не попрощавшись, что казалось совершенно невежливо, собрал со стола подписанные студентом бумаги и приготовился улизнуть с ними.
Петр насторожился. «А почему, собственно, поверенный принес мне эти бумаги от тетушки в театр? – подумал он вдруг. – Да и вообще что, собственно, это были за бумаги, которые я только что подписал здесь, не читая, не глядя, не понимая, что происходит?»
Вспышкой мелькнуло воспоминание: безобразная старуха перед аналоем в церкви, он держит ее за руки. Тонкие руки, словно из костяного китайского фарфора, с синими прожилками…
– Я готов помочь вам. Я готов многое сделать, чтобы вылечить вашу болезнь. – Гуссе все еще разливался соловьем, заглядывая Петру в глаза.
– Я вам не верю. Аннинька жива, – глядя в лицо доктору, твердо заявил Петр.
– На самом деле вы мне верите, молодой человек, – грустно сказал Гуссе. – Вы просто не можете иначе.
Петр рванулся вперед, скинув тяготившее его тяжелое оцепенение. Француз отскочил в сторону, кинулся влево, Петр за ним, но вдруг натолкнулся на препятствие – прямо перед ним встало зеркало. Он поднял взгляд на свое отражение и не узнал его: лицо человека по ту сторону стекла укрывала маска. Простая белая маска без узоров и украшений.
Сияющая белая мгла наплывала со всех сторон. Петр застонал…
О происшествии, случившемся в театре, спустя два дня говорил весь Петербург и писали все газеты – хотя и по-разному.
«Невский обыватель» с возмущением обличал нравы:
«Предприятие господина Казанского перешагнуло уже всякие границы. Третий созданный им театр, что разместили на Литейном, является прямым подражанием парижскому театру „страшных пьес“ господина Анри де Лорда. Вероятно, основатель и предшественник и сам пожалел бы о таком „детище“, увидав столь грубую и пошлую подделку под созданный им стиль. В новой постановке „Злодеяние художника, или Белая маска“ господин Гуссе – человек с поистине извращенным вкусом – изобразил убийство художником своей натуры, юной девушки. Прямо на сцене, перед зрителями, актер, изображающий художника, желающего навсегда запечатлеть красоту возлюбленной, наложил на лицо актрисы белую маску из гипса[10]
.Каково же было потрясение зрителей, когда девушка, оставленная на время, чтобы маска эта затвердела, внезапно начала задыхаться и, дергаясь в смертельных конвульсиях, в кровь раздирать себе шею и грудь, пытаясь сорвать маску и глотнуть воздуха!
Какими же поистине зверскими чувствами обладает человек, допускающий подобные „увеселения“!
Ужасно, что такая безвкусица развлекает наших обывателей. Но вряд ли стоит удивляться, когда безнравственные идеи в искусстве подсказывают безнравственные поступки в жизни.
Некий молодой человек, вероятно, с уже сломленной и нездоровой психикой (полиция уверяет, что он был студент-химик), почему-то решил, что на сцене театра была на самом деле убита его знакомая. И, дабы отомстить за ее убийство, он изготовил бомбу и швырнул ее в карету француза-гипнотизера, когда тот покидал театр после представления. Иностранец убит, молодой человек покалечен и при смерти, извозчик и лошадь ранены. Пострадали несколько случайных прохожих.
Вообразите же, сколько еще подобных студентов-химиков имеется в Петербурге?!
Многие из них, как известно, увлечены новомодными и весьма вредными европейскими веяниями, такими как спиритизм, магизм, нигилизм. Молодые люди затевают у нас тут клубы самоубийц. Они стреляются и вешаются. Они склонны к унынию и больны неверием. И вот этих-то маломощных бледных детей новорожденного XX века господин Казанский намерен развлекать ужасами, окончательно сводя с ума несчастных безумцев!»
«Криминальный листок» пытался расследовать дело в собственном ключе:
«Бомбист умер, не приходя в сознание. Лицо и руки его так изуродованы, что до сей поры никто не опознал его личности. Его похоронят на средства города, как бродягу.
Смерть эта – большая потеря, в том смысле, что теперь мы можем никогда не узнать истинной подоплеки всей трагедии.
Через Министерство иностранных дел мы навели справки о погибшем Робере Гуссе. Известно, что он учился у знаменитого доктора Шарко в школе Сальпетриер. Два года назад взял из польского дома призрения какую-то сиротку и удочерил ее. Впоследствии оказалось, что за девушкой имелись права на богатое российское имение под Калугой. Но к тому моменту, как ей можно было бы вступить в наследство, девица – весьма слабого здоровья – уже скончалась от чахотки.
Больше ничего разузнать об участниках чудовищного происшествия не удалось».
Но самые удивительные и далеко идущие выводы сделала, как ни странно, финансовая газета – солидные «Биржевые ведомости»:
«Мы должны признать, что цивилизованное человечество заскучало, – писал известный аналитик-обозреватель. – В условиях новой эпохи развлечения – наиболее востребованный предмет коммерции.