Темная сторона Петербурга

«Добрая домовина, добрая!» – удовлетворенно похлопывая по крышкам с крестами, высказывался он. Все, что он видел, ему действительно нравилось. «Какая превосходная недвижимость! – радовался Платон. – Она совершенно никуда не движется и никуда от нас не сбежит».

– То ли дело – деньги! – подсказал ему какой-то невидимый собеседник. Яростно кивая, Платон выразил свое безусловное согласие. – Дело, дело вы говорите. Деньги следует пускать в рост. Им стоять нельзя. И залеживаться тоже. Сейте разумное, доброе, вечное, – говорил невидимый голос и подсовывал Платону из-под локтя горстями золотые монеты. И Мокеев, радостно хихикая, разбрасывал их над черной, вспаханной, пышущей паром унавоженной землей. Монеты падали в грязь, тонули, а вместо них из трясины вылезали почему-то мертвецы.

– Что посеешь – то и пожнешь, – пояснил ласково голос невидимого.

«Э, нет! – не согласился Платон. – Я ведь кидал в землю золото, а земля отдает каких-то затхлых мертвецов?» Но открыто сказать, что невидимка ошибается, ему показалось отчего-то не совсем удобно. Будто бы невидимый тот был хозяином, а Платон Мокеев в его царстве – гостем. Некрасиво же вступать в споры, будучи радушно принятым в доме.

– Прах к праху, – настаивал тем временем голос. Нотки раздражения появились в нем. А Платон соскучился его слушать: хотелось поесть, а хозяин никакого угощения не предлагал. Платон Галактионович уже извертелся, выглядывая, где же в этом непонятном месте может быть столовая или буфет?

И тут кто-то дернул его за обшлага.

Обернулся: стоит мертвец. Могильной землей обсыпан, запах гнилостный от него идет, глазницы на трупе ввалились, но зато костюм – видно, что приличный когда-то был, черный и добротно пошитый. Только вместо галстука на шее мертвеца обрывок веревки затянут.

Стоит мертвый, моргает. С ресниц черные комочки сыплются, и он их спокойно отряхивает.

– Не нравится мне здесь, – сказал мертвец. – Если б знал, в какое место попаду, ни за что б не согласился вешаться.

– Да что вы? – вежливо удивился Платон Галактионович. – А по мне так место вроде бы в самый раз…

– Не знаете вы здешней публики, – горько скривился незнакомый мертвец. – Это такой сброд! Такие ушлые люди. Сущие разбойники. Вон, глядите – уже бегут. Завидели новенького и…

Оглянулся Платон – и впрямь, налетела на него целая толпа каких-то упырей. Галдят, кричат – ничего не разберешь.

– Ну, что же вы? – подбадривает давешний мертвец. – Подписывайте им!

Упыри, раззявив клыкастые пасти, все, как один, протянули Платону Галактионовичу векселя: «Подпишите мне! И мне подпишите! Моей мамочке подпишите! Именной чек подделайте, пожалуйста, – у нее завтра юбилей!»

– Да не подписываю я никаких чеков! И векселей не подделываю! – возмутился Платон, злобно отпихивая от себя обнаглевших вурдалаков.

– Как так?! – возмутился один из них, самый горластый. – А что же ты тут делаешь, негодяй, среди сливок общества?

«Это вы-то сливки?!» – хотел было завопить Платон Мокеев, но мертвец подал ему знак: подмигнул и приложил палец к почернелым губам – молчи, мол, дружище.

– Давайте сюда! Я за него подпишу. Как хотите, так и подпишу. Хотите, Афанасьевым или Свешниковым подпишусь? Могу также Овчинниковым, Софроновым, Ивановым[12].

– Эка невидаль – Ивановым! Не видали мы, что ли, Ивановых? – требовательно запищал упырь, поминавший про мамочкин юбилей. – Ты нам Брутом подпиши! Чтобы на удачу пошло. Веревка самоубийцы удачу приносит. Сделай нам талисман! Чтобы написано было: «Брут!»

– Брут! Брут! И тут Брут! И тут! – захихикали упыри, пихаясь локтями и подталкивая друг дружку.

Мертвец испустил тяжкий утробный вздох, встал за конторку и принялся подписывать векселя, ассигнации, расписки, облигации, лотерейные и даже просто трамвайные билетики.

– Если б я только знал, сколь дорого будет стоить мой автограф! – тяжело вздыхая, пояснил он. – Я бы еще прежде, при жизни своей, финансовые дела поправил. Ведь на одной подписи состояние сколотить можно! Вы понимаете?! Вы меня понимаете?! – завопил он, подскакивая неожиданно к Платону и тряся его нещадно за плечи. – Вы меня понимаете?!

* * *

– Ну, что? Вы его поднимаете?! Или мне еще людей звать? Принесите воды!

Платон Галактионович очнулся от тяжелого пьяного забытья, сознание его прояснилось, и он прямо перед собой обнаружил красное с натуги лицо самого хозяина трактира, Прохора Савельича Доброхотова.

Прохор Савельич хлестал постояльца по щекам, чтобы привести его в чувство, а чуть в стороне из-за его левого могутного плеча высовывалась острая лукавая мордочка Леонарда Грозульского – такого же завзятого игрока, как и сам Платон Мокеев.

– Что ж это с вами случилось, Платоша? – испуганно вопрошал Грозульский, высовываясь и пропадая снова за плечом трактирщика. Голова Платона моталась из стороны в сторону. – Что произошло? Неужто проигрались? – закусывая жалобно губу, лепетал Грозульский. Но глазки его сияли интересом столь же холодным и напряженно-острым, как у кота, когда он подкарауливает мышку.