Темная сторона Петербурга

…Этот самый Лев Георгиевич подсказал мне человечка в одной антикварной лавчонке — сдал я ему орденок, а он мне деньжищ через пару дней отвалил столько… Короче, на этом я и сломался.

Действительно, думаю: ну на черта покойникам драгоценности?! Не фараоны небось. В загробной жизни не понадобится. А мне сейчас как раз сгодится. Пока в стране такой бардак. Уж лучше мертвых грабить, чем как эти вонючие коммерсы и братки — из живых все соки давят.

Короче говоря, с этим Львом Георгиевичем устроили мы на пару нехилый бизнес. Копали везде, по всему Питеру. И за городом тоже, бывало.

В Мартышкино копали — там на местном кладбище, между прочим, мумий полно. Откроешь гроб — а покойник внутри свеженький, будто только вчера зарыли. Ну, по платью или по костюму, конечно, сразу отличишь, где восемнадцатый век, а где — поколение «Пепси».

До старых кладбищ никому особо дела нет. На Лютеранском вон народ давно уж мраморные плиты домой таскает, не то что поковыряться в земле.

В таком деле только две трудности — в архивах документы на правильную могилку отыскать. И браткам на глаза не попасться. Они свои криминальные трупы часто на кладбищах зарывают. Да и менты тоже, случалось, пошаливали… Ну, а мы с «тихушником» моим и от тех, и от других старались подальше держаться.

Копали потихоньку. Не орден — так колечко, не колечко — так монеты, но что-нибудь почти всегда есть, хоть даже серебряные замочки на гробе. Особенно если могила знатного богача.

Дело так хорошо пошло — образовался у меня стабильный, вполне солидный доход. Лариска даже пожалела, что ушла от меня. Хотела вернуться. Да я не позволил. Она ведь во все нос сует, а мне оно надо? Не хотел я, чтоб кто-нибудь знал, как я себе на жизнь промышляю.

Ну так вот, поначалу я даже радовался своим успехам на грабительской ниве. А потом, когда первый угар прошел, начал за своим «тихушником» примечать… Он ведь говорил поначалу, что, мол, клад Леньки Пантелеева ищет.

Ну, ищет и ищет. Попутного ветра в горбатую спину. Бывают, знаешь, такие упертые личности типа Гарибальди: мол, возьму или все — или ничего нафиг не надо.

Но этот Лев Георгич уж больно странно себя вел. Из нашей общей добычи почти никогда ничего не брал. Он даже денег за вырученные побрякушки не брал!

Очень-очень редко и как-то скромненько — колечко серебряное, сережки, пятачок-рублик. И видно, что ценность предметов его вообще не занимает. Берет он их себе вроде как для виду. Или, не знаю — чисто сувенир на память. Чтоб помнить потом, что «Здесь был Лева».

Но могилы при этом разыскивал он весьма тщательно — никогда наобум мы с ним не копались и никогда пустыми с предприятия не возвращались. Разве что перед нами какая-нибудь сволочь поковыряется, бывало, да и обчистит покойничков еще до нас.

Я стал повнимательнее приглядываться к своему компаньону: ну правда, ну не от святости же он со мной в могилах ковыряться лезет? Есть у него свой интерес, наверняка. Вот только какой?

Смотрел я, смотрел, и начал замечать, что и правда, не просто так Лев Георгиевич могильными раскопками занимается.

Часто он в вырытые ямы спускался первым и, пока я его сигнала жду — стоит лезть или лучше наверху на шухере постоять, — вполголоса что-то бормочет нараспев. Душевно так, тихохонько. То ли заговор, то ли молитву — хрен его знает.

И насчет сувениров. Часто я обнаруживал, что он и впрямь какие-нибудь вещички на память из могил прихватывает, но совсем особые: то палец мертвеца, то прядь волос с головы, то какую-нибудь мелкую костяшку. Ногти. Один раз глаз вынул у какого-то старика, в носовой платочек завязал. В другой раз — кусок коричневой кожи выдрал у трупа прямо с груди, над областью сердца.

И все это спокойно, без комментариев, вроде бы так и надо. Вроде бы затем мы и лезли в могилы — и я, и он.

Сообщники.

Только какой я ему сообщник? Это он меня втянул. Противно мне было смотреть, как он покойников дербанит, но молчал. Решил, что он фетишист. Тихий, хотя и противный извращенец. Я и молчал.

Но все оказалось куда хуже. Намного хуже!

Как-то раз рассказал он мне, что настроился пошуровать в Невской лавре. Назначили для проведения операции вечер среды.

Когда встретились — мне показалось, что приятель мой как-то уж слишком перевозбужден. Дышит тяжело, весь красными пятнами идет, глаза нехорошо бегают.

Я его спросил напрямую — в чем дело? Но он отговорился: мол, так, ерунда, перебрал накануне на женином дне рождения. Я и выкинул из головы — в конце концов, что я ему — нянька?

Пришли мы, как стемнело, к выбранной могиле. После всего, что случилось, память у меня слегка отшибло — сколько ни пытался, так и не смог вспомнить, чья же это могила была. И даже как выглядела. Помню только — лицо какого-то мужика, портрет на камне. Впечатляющее такое лицо, глаза уж больно пронзительные и злые. Неприятно было, что он смотрит почти как живой. И взгляд такой — гипнотический.

Но поначалу все шло как обычно — я копал, выполнял самую грязную работу, а мой интеллигентный «тихушник» стоял на шухере наверху и светил мне в яму фонариком.