Темная вода

Чернов чуть было не спросил, нет в доме или нет в принципе, в глобальных, так сказать, масштабах, но в последний момент прикусил язык. Не его дело.

– Нас никто не ждет, – прозвучало обреченно, словно сидела сейчас рядом с ним не самостоятельная дамочка, а сирота казанская. Две сироты. – А не мог бы ты… – Она посмотрела на Чернова этим своим с прозеленью взглядом, с мольбой посмотрела.

– Что? – Он не хотел, но, похоже, придется.

– Зайти с нами в дом.

И вот тут бы спросить зачем, но Чернов не стал. Он молча выбрался из машины, так же молча распахнул перед Ниной дверь, вытащил из салона малого. Малой, кажется, задремал в пути. А может, просто устал от ночных приключений. Был он вялый и сонный, тулился к Чернову кудрявой головой, посапывал.

– Веди, – сказал Чернов с тоской в голосе.

А она не вела. Она стояла напротив и смотрела на него так странно, словно он сделал что-то до крайности необычное.

– Что? – спросил он с закипающим раздражением.

– Ты его держишь на руках.

– Хочешь сама подержать?

Она мотнула головой, как-то решительно и одновременно отчаянно.

– Он не идет к чужим людям. Он вообще не идет к людям.

– Значит, у меня скрытый педагогический талант. – Чернову вдруг стало приятно от этих ее слов. Будто он не мальчишку-аутиста на руках держал, а бенгальского тигра приручил. – Так мы идем?

Они пошли. Первой шла Нина. Шла осторожно, будто с неохотой. Следом Чернов с малым. Шел и боролся с острым желанием придать ей ускорения или, на худой конец, ускориться самому. Происходящее казалось ему медленным и тягучим, как глубокий, наполненный кошмарами сон. Здесь не было кошмаров и монстров, здесь все было если не привычным, то как минимум знакомым. Откуда же тогда это тягостное чувство? И что с муженьком? Или не так! Или правильнее спросить, кто ее избил?

Он бы и спросил, будь они хоть мало-мальски знакомы, но спасение на водах, по нынешним временам, недостаточно веский повод для знакомства и задушевных бесед.

В доме царила тишина. Чернову она показалась настороженной. Дом затаился и наблюдал.

– Вы живете одни?

– Здесь? – Она обернулась, снова глянула на него как-то странно.

– Здесь. – Он кивнул. Наверное, тень ему показалась. Ожидал увидеть русалкиного мужа, вот и примерещилось.

– Одни, – ответила она с явной неохотой, словно он спросил о чем-то неприличном, а потом принялась обходить дом. Медленно, комната за комнатой. Даже в кладовку и ванную с туалетом заглянула. Кого искала? Может, наврала, что живет без мужа. Может, муж опомнился, осознал, что натворил, и сделал ноги? Вот только нет в доме следов мужика, Чернов специально посмотрел. Ни мужика следов, ни каких других. Он и сам не понимал, какие следы пытается найти, но избавиться от тягостного, свербящего в затылке чувства не мог, как ни старался. За ними наблюдали, следили за каждым шагом. Вопрос – кто?

Чернов осторожно положил малого на разобранную кровать, осмотрелся. Спрятаться в этой комнате было ровным счетом негде. Разве что в здоровенном платяном шкафу. Шкаф, кстати, из массива, явно антикварный и недешевый. И настенное зеркало в резной раме тоже антикварное и дорогое. Даже странно, как эти винтажные вещицы сохранились в долгие годы пустовавшем доме. Странно, как сам дом сохранился, если уж на то пошло. Вот в своем собственном Чернов сразу же установил охранную систему. Жить на Темной воде постоянно он не планировал, а зимой в этой глуши за домом нужен нормальный присмотр.

Пока он раздумывал об охранных системах, Нина на цыпочках подошла к закрытому шкафу и рывком распахнула его створку. Кого она там планировала найти?

Кого бы ни планировала, ничего не вышло. В платяном шкафу, как и полагается, висели платья. Спрятаться там было просто негде. Да и некому, если отринуть наконец паранойю и призвать на помощь здравый смысл. А она вздохнула с явным облегчением. Чернов тоже вздохнул. Странный дом, странная девчонка. Малой-аутист выглядит самым нормальным во всей этой истории. Может, даже нормальнее самого Чернова.

– Все? – спросил Чернов раздраженно. Не нравились ему такие вот иррациональные размышления.

– Все, – ответила Нина и улыбнулась одними губами. Это была мертвая, ничего не выражающая улыбка не русалки, а утопленницы. Дурдом…

– Тогда я пошел.

– Иди.

В этот момент ему показалось, что попросись он на постой, она бы обрадовалась. Да что-то не хотелось ему оставаться. Не любил он сложносочиненных дамочек, а эта была очень сложносочиненная.

– И… спасибо тебе.

– И… пожалуйста. Присматривай за малым в следующий раз получше, двери, что ли, запирай на ключ.

Получилось некрасиво. По-менторски получилось. Словно он имел право вот так ее поучать. У нее – сын, а у него из домочадцев только кактус.

– Хорошо, присмотрю. – А она не обиделась. Она пятилась к входной двери. Выглядело это так, словно вот прямо сейчас она раскинет в стороны руки, станет в дверном проеме и заорет дурниной: «Не пущу!»