Темная вода

– Значит, вышла. – Чернов крепко держался за руль. Как за спасательный круг, честное слово. – Дура, да?

– Ну, это как посмотреть. – Шипичиха усмехнулась. Ему показалось, что одобрительно. Наверняка показалось.

– А Лютаев стрелял в зверя?

– Нина говорит, что стрелял. Как думаете, эту тварь можно убить?

– Нельзя, – сказала как отрезала, одним только словом сгубила всякую надежду.

– И тайник мы нашли. То есть Нина нашла. В тайнике – кукла и шерсть. Шерсть, кстати, исчезает. – Ему хотелось ее удивить. Хоть чем-нибудь. Но не вышло.

– Исчезает. – Шипичиха кивнула. – Потому и исчезает, что Сущь тоже умеет исчезать.

– В смысле? – В памяти тут же всплыли кадры из «Чужого», Чужой прекрасным образом умел исчезать и по внешнему виду был немногим красивее неведомой зверюшки. – Мимикрирует?

Откуда деревенской бабке знать такое слово? Но она знала.

– Можно и так сказать. Когда у него есть силы, он многое может. А силы у него, похоже, теперь снова есть.

Чернову хотелось знать, что значит это «снова». Раньше, выходит, сил не было, а теперь вдруг появились. С чего бы?

Он так и спросил, не особо рассчитывая на ответ, но Шипичиха неожиданно ответила:

– Это из-за Нины, из-за ее крови.

Сразу же вспомнилась Нинина рана, та самая, которая затянулась удивительным образом. У других, у Сычева например, раны не затянулись до сих пор, а тут такая вот странность.

– То есть вы хотите сказать, что Нина, Нинина кровь делает эту тварь сильнее? – Догадка была жуткой. Как-то не хотелось Чернову ставить на одну доску Нину и Сущь.

– Да.

– И активировалась она именно потому, что Нина вернулась к Темной воде?

– Да.

– Охренеть…

Шипичиха глянула на него осуждающе, мол, не выражайся в моем присутствии, малец.

– А русалки, эти, как вы говорите, навки, тоже из-за нее, из-за Нины?

– А навкам просто пришел срок. Темная вода входит в силу. Так всегда бывало, просто раньше было кому… – Старуха не договорила, оборвала себя на полуслове, словно побоялась сболтнуть лишнего. И Чернов понял: больше от нее ничего не добьется. Такая уж она строптивая… ведьма.

Нина ждала их на крыльце. К тому времени туман уже почти полностью рассеялся, лишь малые клочья его цеплялись за прибрежные кусты, плыли над Темной водой. Она поздоровалась с Шипичихой, и та коротко кивнула в ответ, прошла в дом.

Яков сидел на том же месте и в той же позе, в которой Чернов его оставил, невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Шипичиха остановилась напротив, уперлась ладонями в колени, заглянула Якову в глаза, покачала головой.

– Заморочила его навка, – сказала равнодушным голосом.

– А отморочить как-то можно? – спросил Чернов с надеждой.

– Можно. – Она кивнула и велела: – Оставьте нас одних.

– С радостью! – Чернов крепко сжал Нинино предплечье, потянул ее из дому. – Пойдем, совершим утренний моцион.

Моцион совершали к кустам. Тем самым, в которые, по словам Нины, упал зверь. Ожидаемо, в кустах ничего не нашлось. Ни Сущи, ни следов, ни крови. Но обломанные ветки имелись, наверное, их можно было считать доказательством.

– Значит, ты считаешь, что Лютый никого не убивал? – спросил Чернов таким тоном, словно они только что обсуждали виновность Лютаева.

– Не убивал. Во всяком случае, не мою маму и не мою прабабушку. – Она зябко поежилась. Может, от утренней прохлады, но, скорее всего, от воспоминаний.

– А остальных? Мог он убить остальных женщин? Девчонку ту мог?

– Не знаю. Знаю только, что ее убил мужчина и теперь она стала вот такой… разъяренной. Она готова была растерзать Якова. – Нина помолчала, собираясь с мыслями. – Я только не поняла, винила она его в своей смерти или была зла на весь мужской род.

Чернов тоже не понимал, а понять это нужно как можно быстрее. Потому что убийца, кем бы он ни был, все еще бродит поблизости. Темная вода… темные места… и люди тоже темные. Не все, но некоторые. И хватит одного, чтобы чья-то жизнь оборвалась или полетела под откос.

– Боишься? – спросил он у Нины. Вопрос этот был глобальный, он касался той черной тучи, что нависла над ее головой и следует за ней по пятам. Где истоки этой тучи и этого страха? Точно ли у Темной воды?

– Боюсь. – Она все поняла правильно. С некоторых пор Чернову казалось, что она понимает его с полуслова. Быть такого, разумеется, не могло, но думать так оказалось неожиданно приятно.

– Но никуда отсюда не уедешь.

– Не могу. Ты же помнишь, что было.

Он помнил, хотя предпочел бы забыть. Если уж ему, крепкому и здравомыслящему, хочется забыть, то каково ей? Спросить бы, но ведь не ответит. Все сама, все сама. Все проблемы привыкла решать в одиночку. Позиция, достойная уважения и… жалости.

Чернов обернулся, посмотрел на дом. На террасе стояли двое: Шипичиха и Яков. В зубах у Якова дымилась сигарета, и дешевые китайские «авиаторы» уже были на месте.

– Пойдем. – Он тронул Нину за плечо. – Очухался.

Они вернулись к дому, взбежали по деревянной лестнице, встали напротив старухи и Якова.

– Ты здесь? – спросил Чернов осторожно.

– Здесь, – ответил Яков мрачно и сквозь стиснутые зубы выпустил струйку дыма.

– Это хорошо. А что помнишь из прошлой ночи?