Темная вода

Он все про нее понял. Понял в тот самый момент, когда увидел следы на ее теле. Такие мерзкие, такие откровенные следы. Она как-нибудь справится, как-нибудь переживет неминуемую жалость в его взгляде. И хорошо, если это будет только жалость, а не брезгливость. Но даже с брезгливостью она сумеет справиться. Она не справится только с вопросами. Потому что никто не имеет права задавать ей вопросы о том, что с ней случилось!

– Садись, – сказал Чернов, словно это Нина находилась у него в гостях, а не наоборот. – Садись, я сварил нам кофе. Светает. – Он посмотрел в окно. Там, снаружи, и вправду уже клубился рассветный туман. Еще темный и плотный, но светлеющий с каждой минутой. В тумане этом Нина тоже видела серебряные нити морока. Они были тонкие и затейливые, как ловчая сеть, наброшенная поверх озера. Если потянуть за одну из этих нитей, можно почувствовать вибрацию, почувствовать тех, кто сплел морок. Но она не станет тянуть за нити. И смотреть в глаза Чернову она тоже не станет. Вместо этого она сядет за стол, зажмет в озябших ладонях горячую чашку, дождется, когда кофе остынет, и выпьет его одним большим глотком. Как виски. Наверное, виски был бы лучше, но в ее доме, в ее новом старом доме, не водится алкоголь.

– Спасибо, – сказал Чернов.

Она не стала спрашивать, за что он ее благодарит, лишь молча кивнула в ответ. Когда рассеется туман, он уйдет. Скорее всего, теперь уже навсегда. И причиной его ухода будут не кровоподтеки на ее теле, не ее прошлое, а здравый смысл. Ему опасно оставаться у Темной воды. Кажется, любому нормальному человеку опасно. Навий морок усиливается с каждым днем, и невидимые ловчие сети раскидываются все дальше. Рано или поздно в них попадется еще одна жертва. И Нина не может допустить, чтобы этой жертвой стал Чернов.

– Ты должен уйти, – сказала она глухо и осторожно подула на свой кофе.

– Уйду, – пообещал Чернов, и в сердце тут же вонзился острый шип. Такой же острый, как луговые травы в ее навьем венке. – Вот ты накормишь меня завтраком, расскажешь, что мы делали ночью на озере, и я пойду.

Он не понимает. Даже не догадывается, в какой он опасности. Не догадывается, что за разрушительная сила просыпается в Темной воде. Вот-вот проснется. Нина тоже не понимает, но чувствует. Каждой клеточкой своего тела ощущает те перемены, что происходят здесь и сейчас. Она отказалась от кровавого дара, не стала одной из них, но минувшая ночь не прошла для нее бесследно. Темная вода приняла ее в свои неласковые объятья точно так же, как до этого приняла ее маленького сына. Темная вода признала их своими и оставила на них свою невидимую печать. Как ни странно, это озеро – для них место силы. Какой именно силы – другой вопрос. Искать на него ответ Нине не хотелось. Слишком на многие вопросы ей еще предстояло найти ответы, но одно она знала наверняка. Она готова. Если не на сто процентов, то на семьдесят готова к тому, чтобы встретиться лицом к лицу со своими детскими воспоминаниями. Теми самыми, которые мама и Шипичиха решили запереть за маленькой, украшенной заговоренными узорами дверцей. И если Шипичиха не отдаст ей сегодня ключ от этой дверцы, она взломает ее сама. Вышибет к чертовой матери! Как она может защитить своего сына, не зная о себе всей правды, не понимая, как можно управляться со своей силой?!

– Они не все одинаковые. – Голос Чернова пробивался к Нине, словно бы из-за той самой невидимой дверцы, он звучал глухо и встревоженно.

– Кто? – Все-таки она подняла на него глаза, и во взгляде его черных глаз не увидела ни жалости, ни брезгливости, ни осуждения – одну лишь решительную сосредоточенность.

– Русалки. Они не все одинаковые, если ты понимаешь, о чем я.

Она понимала, но предпочитала услышать его версию.

– Некоторые из них чуть более… – Чернов задумался.

– Человечные, – подсказала Нина.

– Да. – Теперь в его взгляде появилось удивление. – Да, более человечные. Мне даже показалось, что одна из них меня пощадила. – Он замолчал. Удивление превратилось в изумление, словно бы он только что сделал для себя какое-то очень важное открытие.

– Они человечные до тех пор, пока не попробуют крови, пока не замарают душу убийством. – Откуда пришло к ней это знание? Может быть, оттуда же, откуда пришло к Чернову и его собственное открытие.

Морок… Тонкое, изящно сплетенное кружево, не позволяющее разглядеть деталей… Те навки… те женщины словно невидимыми нитями удерживали ее от непоправимого шага, когда ей – страшно об этом вспоминать! – когда ей так хотелось стать одной из них, стать сильнее и опаснее любой из них. Почему они не позволили? Почему остановили? Уж не потому ли, что все еще оставались в большей степени женщинами, чем русалками?

– Откуда ты знаешь? – спросил Чернов, одним махом выпивая свой кофе.

– Знаю. – Нина пожала плечами. – Мне кажется, я даже знаю, как помочь тем из них, кому еще можно помочь.

…Знает? Или помнит?

Помнит рыхлое и сырое рассветное марево… Помнит, как теплая вода ласково лижет босые ноги… Бабушка запретила ей выходить из дома, но она ослушалась. Ей было интересно.