Темная вода

– Их заманивали? Так же, как пытались заманить меня?

– Нет. Ты особенная, тебя не заманивали, тебя приглашали, задаривали дарами и обещали вечную не-жизнь. Тех женщин убивали не навки, а люди. Самые обыкновенные люди. Те, чьи черные души отзывались на зов Темной воды и не желали противиться злу.

Нина начинала понимать. Пока не все, но многое. Но многое все еще требовало объяснения. И она добьется правды, чего бы ей это ни стоило.

– Мой сын Тема – он тоже особенный?

– Он исключительно особенный. Мальчики в вашем роду рождаются один раз в несколько столетий. Его сила абсолютна, она уже есть, ей не нужно испытание. И с каждым прожитым годом он будет становиться все сильнее и сильнее. Особенно теперь, после того, как… – Шипичиха замолчала, но Нина и так ее поняла. После того, как Темка прошел испытание и Светлой, и Темной водой.

– Та тварь… Сущь поэтому пыталась его убить? Чтобы он не стал сильным? Что это вообще такое?

Шипичиха смотрела на Нину с жалостью и молчала. Поэтому Нина заговорила сама:

– Мне нужны мои воспоминания! Все до единого! Я не могу с этим жить, пока не пойму, что тогда случилось.

– Я затем и пришла. – Шипичиха устало потерла глаза, сняла с шеи свои бусы. Те самые бусы. – Я не верну тебе все воспоминания сразу, ты можешь с ними не справиться, но я открою дверь настолько широко, насколько это возможно.

– Я хочу знать правду про свою маму. Всю правду. Слышите?

– Узнаешь. – Шипичиха потянулась к висящей на перилах шали, набросила ее Нине на плечи. – И я очень надеюсь, что после этого ты сможешь нас простить.

– Кого – нас? – Костяные бусы в костлявых руках пощелкивали, как счеты, а вырезанные на них символы вспыхивали один за другим, выжигая на сетчатке огненные отпечатки.

– Сейчас я открою дверь, Нина. Приготовься…

* * *

– …Сейчас я открою дверь, Нина. Приготовься!

Ласковый шепот и теплые ладони на Нининых плечах. Тяжелая дубовая дверь еще заперта, и засов привычно светится непонятными закорючками. Закорючки вырезала бабушка. А одну, самую красивую, похожую на птичку, она разрешила вырезать Нине. Мама тогда очень ругалась, потому что маленькой девочке нельзя играть с ножом, даже не с настоящим, а костяным. Но сейчас мама не злится, в мамином голосе – радость. А все потому, что у Нины сегодня день рождения и за запертой дверью ее ждет подарок.

– Ты только пока не смотри. Закрой глаза, малышка.

Нина послушно закрывает глаза ладошками, затаив дыхание, слушает скрип дверных петель, а потом на нее обрушивается ураган, сшибает с ног, опаляет горячим дыханием. Нина визжит и открывает глаза.

Это не ураган. Это собачка! Огромный, больше Нины пес! У него серая с подпалинами шерсть и карие глаза. Он улыбается Нине. Да, да, улыбается! Виляет хвостом и продолжает облизывать с ног до головы!

Ее подарок! Самый лучший в мире подарок! Она обхватывает пса за шею, зарывается лицом в его косматую шерсть, счастливо смеется.

– Вот видишь, Алена, – слышится за спиной голос бабушки, – а ты говорила – блохи!

Мама тоже смеется, звонко и весело, снова кладет ладони Нине на плечи и говорит заговорщицким шепотом:

– А у меня для тебя тоже есть подарок, малышка.

В большой картонной коробке – кукла со смешными пуговичными глазами в красном горохами платье.

– Познакомься, это Клюква!

Нина одной рукой продолжает обнимать за шею своего пса, а второй достает из коробки Клюкву. Ей хочется такое же нарядное платье. И платье, только уже не кукольное, а самое настоящее, ложится на спинку стула, так, чтобы Нина могла рассмотреть его со всех сторон. Нина снова визжит от восторга. Это лучший день рождения в ее жизни. Бабушка сказала, что это третий день рождения, и обещала, что таких дней в жизни Нины будет еще очень много. Дней рождений и подарков!

– Ну, малышка, обернись! Обними маму!

Нина оборачивается, раскидывает в стороны руки для объятий. Для этого ей приходится отпустить свою собаку, но Клюкву она держит очень крепко.

– Я люблю тебя, Нина! – Незнакомая женщина, очень изящная, очень красивая, с волосами цвета спелой пшеницы, в нарядном платье в цветочек смотрит на нее с любовью. – Я люблю тебя, доченька! Ну, обними же маму!

…Нина открыла глаза, чувствуя под одной ладонью собачью шерсть, а под второй – гладкий шелк платья в горохи, чувствуя сладко-терпкий аромат маминых духов, чувствуя острую боль в сердце. Ее мама… ее настоящая мама только что называла ее малышкой и прижимала к груди. Как же она могла такое забыть?! И кем была та, которую она двадцать лет считала мамой? Оставался еще один вопрос, но задавать его Шипичихе Нина боялась, потому что глубоко в душе уже знала на него ответ. У нее отняли детство и воспоминания о маме, потому что мамы больше нет в живых. Обеих ее мам больше нет…

– Ее никогда не звали Аленой, всегда только Еленой. – Шипичиха возилась у плиты, заваривала какие-то травы. – Но мы решили, что нет надобности менять имя. Алена… Лена…

– Кто она? – спросила Нина, не узнавая собственного голоса. – Почему она?