Темная волна. Лучшее 2

– Да что ты ему рассказываешь, всё равно же завтра с утра уже ничего помнить не будет, – из автомобиля вальяжно вышел дядя Женя. Пухлыми пальцами он заталкивал в левое ухо беруши. – Пусть уже быстрее закончит, и домой поедем. Я жрать хочу сильно. И коньячку бы отведать, армянского. Сейчас редкость.

Папа тяжело вздохнул, вставил беруши и, присев перед Игнатом на колено, стал снимать с его губ скотч. Что-то в горле радостно заторопилось наружу, впиваясь коготками.

– Отче наш, вот это вот всё, – начал дядя Женя, прикрыв глаза. – Да освятится имя твоё… как там… протяни длань свою, коснись светлых мыслей раба твоего… тьфу… Евгения, значит, Валерьевича…

Взвыл ветер, а вместе с ним взвыло то, что сидело в мешочке под подбородком. Человек, корящийся на земле, вдруг вытянул шею, поднял голову и, распахнув глаза, закричал болезненно и жалко.

А потом череп его с хрустом разломился надвое, вываливая содержимое на истоптанный снег.

Кадык Игната заходил ходуном, язык непроизвольно дёрнулся. Что-то плотное, вязкое заполнило рот, будто растаявшая жевательная резинка. Стало нечем дышать, на глазах навернулись слезы. Но Игнат понял, что всё равно каким-то образом дышит.

Существо в его рту ворочалось и бормотало те самые слова, которые мама потом назовёт «дурными». Это были непонятные, инопланетные слова, они звучали и в голове Игната тоже.

Мертвый человек с разломанным черепом лежал, подрагивая, на обочине дороги. Кашу из мозгов и крови медленно засыпало снегом.

Но было что-то ещё. Лакомство, невидимое глазу. Что-то, что высвободилось из трупа и медленно втягивалось через Игнатов рот. Существо во рту пожирало чужие мысли, чавкало и урчало от удовольствия.

Наконец, трапеза закончилась. Мертвец перестал подрагивать. Влажная субстанция сделалась меньше и убралась обратно вглубь горла. Холодный воздух ворвался в лёгкие, Игнат упал на колени, тяжело и непривычно дыша.

К нему подошел папа, взял за плечи, встряхнул.

– Ты как?

Игнат помотал головой, не в силах что-либо произнести.

Дядя Женя выковыривал из ушей беруши и продолжал нервно посмеиваться, будто не мог остановиться.

– Всё хорошо, всё прошло, – продолжал папа, стряхивая с волос Игната снег. – Сейчас заедем кое-куда, я возьму сосисок, консервы, оливки, как ты любишь. Устроим прекрасный ужин. Очистим мысли молитвами. У тебя своя, у нас своя.

– А назавтра проснешься, как младенец. Ни мыслей, ни воспоминаний, – вклинился дядя Женя. – Мне бы так жить!

Сколько времени прошло с тех пор? Игнат не знал. Сейчас вот вспомнил, а толку-то? Кажется, это было первое или второе питание в активной фазе. Родители ещё не поняли, что делать и как выкручиваться. Не знали, что дурных мыслей одного человека недостаточно, чтобы паразит в горле наелся и ушел в спячку. В тот раз они поехали в город снова, но подробности повторной поездки метались в голове Игната чёрными бесформенными образами.

А сколько всего было поездок за эти годы? Как давно он вообще заразился?

Звук мотора за окном давно стих. Игнат вспомнил, что оставил банку с червями на улице, в шкафу около водяной колонки. Черви могли расползись за ночь, и тогда их снова придётся собирать, уже по жаре, в пыли, а дело это неблагодарное.

Хороший повод нарушить все мыслимые правила.

Игнат поднялся с кровати, набросил футболку, натянул шорты и выскользнул из комнаты в тёмный коридор. Бельчонок бросился было за ним, но застыл на пороге, испуганно вертя головой. По ночам щенок никуда за пределы детской не выходил.

– Вот и сиди, охраняй! – шепотом приказал Игнат, потрепав Бельчонка между ушей. – Но не скули, пожалуйста, а то всех перебудишь.

Бельчонок, должно быть, понял, потому что вернулся на кровать и лёг там, обратившись в тёмный неподвижный силуэт.

Игнат прикрыл дверь, спустился на первый этаж. Где-то в глубинах этажа зарождался и разносился тяжелый храп дяди Жени – неизменный атрибут его приезда.

Входная дверь была закрыта на засов, Игнат легко отодвинул его и вышел на улицу, в ночную влажную прохладу. Двор заливал свет большой луны. Был хорошо виден неубранный стол, два погасших фонаря на нём, чуть поодаль – автомобили. Торчал частокол забора, а прямо перед ним по внутреннему периметру болталась на ветру колючая проволока. С того дня, как папа засёк возле дома незнакомцев, он каждый вечер проверял проволоку на прочность, а ещё углубил и расширил траншеи, вкопал больше кольев заостренными концами вверх – выглядело зловеще, но успокаивающе. По крайней мере Игнат надеялся, что незаметно к дому никто не пройдёт.

Он спустился к тумбочке, нащупал банку с червями. Та оказалась закрыта пластиковой крышкой. И как можно было забыть? Или всё же он спускался не за банкой? Глупо было отрицать.