Темная волна. Лучшее

Телефон оказался без пароля. Саня чуть не заплакал. Номер он помнил назубок с тех пор, как она, улыбаясь, крикнула ему: «Ну ладно, запомнишь — звони!» и выпалила в него десять цифр, и ушла в горячее лето, пахнущее речной водой, гранитом набережной и цветущими розами. Записать было нечем, Саня выстроил тогда в уме математический ряд, чтобы не забыть. И вот его трясущиеся пальцы с отросшими ногтями ныряли с девятки на нолик, потом залезали на половинку от десятки, к следующему простому числу, через двоичный частокол единиц-нулей добирались до последней, волшебной тройки. Звук льющейся воды в душе прекратился — супер-Мишаня закончил водные процедуры.

Саня ткнул в меню — смс-ка, скрепочка, отправить местоположение, ну быстрее же ты думай, зараза электронная! Сообщение ушло, Саня мельком успел отметить, что места на карте он не знает, вокруг все в зелени лесов-полей, маленький поселок у самой Волги. Он огляделся — что же теперь с телефоном сделать? С собой взять? Поймают, обыщут, тут же логи посмотрят. Еще переправят куда-нибудь… Пусть лучше гадают, куда подевался — Саня вытянул руку, и телефон без всплеска ушел в воду аквариума, растворился в густых тенях на дне. Найдут утопленничка — так не сразу.

— Вы сударь, невовремя появились на свет, а теперь что поделать, — раздраженно говорил с экрана граф Калиостро, когда Саня, дрожа и обливаясь ледяным потом, выкатывался из комнаты.

Дверей было еще несколько, за одной, приоткрытой, слышался тихий писк кардиомонитора и ритмичный звук насоса, пыыых-пых. Саня сунул туда голову. Лежит человек, лицо запрокинутое, бледное, в рот и нос уходят трубки, рядом аппарат светится, воздух качает. А человек похож на него, Саню, только моложе и голова бритая. Зачем-то он подкатился к кровати, заглянул под простыню — и охнул, потому что тело там было все багрово-черное, обожженное, с сетками вакуумных компрессов тут и там, с таким же, как у Сани, неровным швом на от груди вниз — будто шили не набело, будто собирались еще распарывать и внутрь лезть.

Саня пожалел товарища по несчастью, да только что он мог сделать? Сам-то чудом проснулся. Тут голоса издалека послышались, мысли у Сани заметались — сейчас увидят, сейчас поймают! Первым порывом было детское желание спрятаться тут же, за какой-нибудь занавеской, чтобы не нашли, никогда, я в домике, в домике, мама. Но комната была без окон, а Саня был взрослым.

Он выкатился в коридор, почти ничего не слыша за стуком сердца. Голоса приближались снизу, гулко — вот дверной проем, за ним лестница, рядом — широкие двери лифта. Наверное, если спуститься вниз, то можно найти выход. Там будут двери, а за ними — солнце, запах реки, деревьев, пыли, свежий воздух, нормальная жизнь… Он нажал на кнопку, механизм мягко загудел.

— Все идет по плану, Юрий Петрович, — говорил женский голос с лестницы. — Сегодня кожные графты возьмем, перфорируем, перспективы приживления отличные. Все-таки очень повезло с донором, гистосовместимость почти полная. Ну, дня три им дадим передохнуть, к тому моменту Игорь будет готов… Я привезу две бригады из областной, там хорошие очень хирурги, а наркотизатор, Исмаилов, просто гений.

— Как много гениев собирается, когда в игре большие деньги, — мужской голос был глубоким, язвительным. — Смотрите, Марина, доиграетесь со своими «я смогу, смогу только я, Леонардо от хирургии». Сколько народу в ваших бригадах и каких гонораров они ожидают?

— Хороших, но не настолько больших, чтобы стойку сделать, — женский голос стал холоднее. — Знать им ничего не надо. Вот донор в запредельной коме, вот реципиент, пострадавший в пожаре в ночном клубе пару месяцев назад, вся страна знает, везде писали. В частной клинике, понятно, чей сын, но все чисто, вот согласие от матери донора, больше родных нет, а вот конверт с вашим гонораром… А чего лифт гудит, кто вызвал-то?..

Голоса были уже здесь, а лифт — еще нет. «Никогда еще Штирлиц…» — долбило в голове у Сани. Никогда еще Штирлиц не был так близок к…

Он резко выкатился на лестничную площадку из-за угла. Крупный мужчина в темном костюме и красноволосая молодая женщина замерли на верхней ступеньке, раскрыв рты. Саня её вспомнил — она подсела к нему в парке, у нее были сладкие духи и яркие губы, он очень удивился, когда она начала к нему клеиться, а сам все оглядывался, ждал Марусю, потом что-то укололо в бедро, он подскочил, упал, а она смотрела и улыбалась… Человек в комнате — не товарищ по Саниному несчастью, а его причина… Для этих людей он — не человек, а бочонок с органами… Ничего уже не изменить…

— А-а-а-а! — закричал Саня и, толкнув свои капельницы изо всех сил, бросил себя на женщину. Хотел скомкать ее, покатиться с ней по лестнице, круша своим весом, зубами рвать ее белую кожу. Не человеком себя ощущал, а животным — загнанным в угол, дрожащим, но опасным, хотелось быть хотя бы опасным, хоть на что-то способным.