— Прощай, Костя. Будем живы, помянём.
Потом улыбнулся мне из-под усов:
— Свидимся на земле, батя.
Я проследил, как распускается белый одуванчик его парашюта.
Четырнадцатый кометой прошил облака. Пламя шелестело по обшивке, лизало хвост.
Пора. Я отстегнул ремни, снял маску и краги.
Встал, цепляясь за стены, борясь с креном.
Открыл «фонарь» и в последний раз посмотрел на Шлычкова.
Ахнул.
Костя медленно повернул ко мне голову. Приподнял руку.
Жив!
Я был готов ринуться к нему, но тут заметил чёрную лапку, похожую на обезьянью. Она окольцевала кисть моего товарища и управляла ею. Вторая лапа, впившись в волосы, шевелила головой мертвеца. Будто кукольник в обнимку с безвольной марионеткой.
Из-за белой скулы Шлычкова выплыла тёмная морда.
Нет, нет, я же понимаю: переутомление, бессонная ночь, смерть бойца, гарь…
Я хочу сказать, мне померещилось, что она там была.
Видение, галлюцинация.
Звериная ухмыляющаяся рожица, алый рот, кривые зубы. Раскосые глазки с насмешливыми красными зрачками.
Не спеши, командир, — шептали глазки. — Останься. Давай узнаем, каково это, превратиться в искорёженный, прожаренный, впаянный в металл труп. Ведь ты думал об этом, командир, — летая, невозможно не думать о падении. Стань одним целым с самолётом, потому, что это единственная достойная пилота смерть. А если трусишь, тогда возьми свой пистолет и вышиби себе мозги, командир, вот так, да…
ИЛ провалился в воздушную яму и, стукнувшись лбом о стену, я обнаружил, что держу в руке ТТ. Не просто держу, но направляю себе в грудь. Я с ужасом убрал оружие в кобуру.
Существо хихикало и кривлялось, а я подтянулся и, не оглядываясь, кинулся в люк.
Меня подхватило, увлекло в свободном падении. Я был уверен, что парашют не раскроется, что оно перегрызло стропы кривыми жёлтыми зубами.
Но парашют сработал.
Секунду спустя четырнадцатый взорвался, обдав меня жаром и разметав осколки.
Мне повезло. Я избежал плена. Встретил Волгина, живого и здорового. На двоих мы получили четыре тысячи рублей за сбитый «мессер», купили хлеба и водки. Помянули штурмана Костю Шлычкова.
Я совершил ещё четырнадцать боевых. Потом была победа, работа в мирное время. Семья, дети, всё, как у всех.
Я постарался стереть из памяти подробности юбилейного вылета. Некоторые подробности.
Но недавно мне попалась газета из тех, что специализируются на высосанных из пальца сенсациях. Пришельцы, болотные церкви, псы-оборотни, прочий бред. Меня заинтересовала фотография, изображающая американский бомбардировщик.
В статье под названием «Призраки поднебесья» говорилось о канзасском музее авиации. Среди военной техники, представленной под открытым небом, есть самолёт-ветеран Б-25, и якобы по ночам, сторожа слышат крики, доносящиеся из задраенных навсегда люков машины.
Отсутствовала очевидная версия: пьянство сторожей, зато была одна, меня взволновавшая.
Речь шла о легенде, популярной у американских лётчиков. Байка о существах, живущих в самолётах и выводящих из строя оборудование. Гремлины, вот как называли потусторонних диверсантов.
Я прожил на земле и над землёй девяносто семь лет и не верю ни в бога, ни в чёрта.
Но порой мне кажется, что я и есть самолёт, списанный, отвоевавший, вставший на вечную стоянку. И в закупоренной кабине моей головы, никем не видимое, прячется существо с красными горящими глазами. И иногда, по ночам, оно кричит, что я должен был остаться.
Ничего сверх
Впервые доктор Дреянов увидел её в сентябре, не в метро, где обычно находил пациентов, а дома, поедая чипсы перед телевизором. На местном телеканале показывали репортаж про благоустройство города. Группе радостных жильцов вручали диплом за самую опрятную улицу. Она стояла слева в кадре, приятная блондинка с персидским котом на руках. Махала в камеру кошачьей лапкой.
В голове Дреянова щёлкнуло, и давний шрам зачесался под футболкой. С тех пор, как он вылечил пожилую супружескую пару, прошёл год, и ему не терпелось вновь взяться за инструменты.
Он выяснил, что блондинку зовут Яна Литкевич, тридцать шесть лет, живёт одна, работает начальником отдела кадров в престижной компании. Впрочем, особого значения это не имело. Главное, что она была больна и нуждалась в медицинском вмешательстве.
Операцию отложил на два месяца. Не хотел быть пойманным, ещё меньше хотел, чтобы блондинка судорогами испортила процесс. Консультировался на форумах с анестезиологами, подбирал медикаменты. Вечерами прогуливался мимо двухэтажного коттеджа Литкевич.
Наступил ноябрь. Снег запорошил черепичные крыши образцовой улицы, укутал детские площадки и газоны.
Пора — подсказывает ему Ассистент.
Дети вдоволь накатались на санках и отправились ужинать. Из свидетелей только снежная баба с морковным носом. Тихий уютный пригород.
Низкорослый человечек с саквояжем, шмыгнувший за чужую калитку. Скрип снега. Спокойная улыбка на неприметном лице.