— Надо было просто убить, — королева, кинувшая проклятие на детей, залпом осушила свой бокал, и он тут же наполнился снова — до самых краёв — это не вино, это — кровь — она течёт по белому савану, течёт по её рукам… — Убить обоих и… Всё! Но я прокляла род и обрекла себя на вечные страдания после смерти. Эмиль, мой мальчик…
— Он не попал под проклятие. Я говорила с призраками!
— Они так думают, потому что он не с ними. Он… Всё ещё в замке. И мы никогда. Никогда не встретимся.
— Мои дети… действительно в опасности? — спрашиваю, не слыша собственного голоса.
Она кивает и поднимает глаза, полные слёз.
— Почему проклятие коснулось лишь детей ведьм? — я сжимаю бокал, но не могу себя заставить поднести к губам — мне всё ещё кажется, что это — кровь.
— А ты не догадываешься? Чтобы род истребил сам себя. Чтобы в живых оставались лишь самые трусливые, подлые и слабые, лишённые нашей крови — ведьминской тёмной крови!
— Чтобы стали, как отец Эдгарда? Сумасшедшими, готовыми убить своего собственного сына?
Королева кивнула, но слёзы продолжали бежать по её лицу — она больше не чувствовала гнева, она сожалела о том, что сделала, она хотела одного — ещё раз увидеть своего ребёнка.
У меня тоже катятся слёзы. Не знаю, чтобы я сделала, если бы меня вот так предали, и я прокляну кого угодно, если тронут моё дитя! Я плакала и понимала, что… прощаю её. Прощаю от всего сердца! Прощаю и хочу, чтобы она увиделась с Эмилем.
— Месть, растянутая на поколения, — прошептала королева сквозь слёзы. — Сладкая месть. Сладкая месть и горечь разлуки. Навсегда…
— А как же Эдгард? — вдруг я поняла, что могу, наконец, задать вопрос, который мучил меня всё это время. — Как он выжил? Его проклятие не коснулось.
— Его мать — очень сильная ведьма, хоть и неинициированная. Она не признавала своей сути, не умела владеть собственной магией, но… Магию любви не спрячешь, верно? Сердце ведьмы всегда подскажет верный путь. Мать Эдгарда ценой собственной жизни выкупила сына у судьбы! Она единственная… обманула колдовство.
У меня закружилась голова, стало не хватать воздуха.
«Она так нас боялась, что предпочла умереть», — колокольчиками пели в сознании слова детей-призраков.
— Значит, заплатить своей жизнью за жизнь ребёнка — это единственный…
— Я не знаю. Когда в злобе и отчаянии творила зло — я не думала о том — возможно ли снять проклятие когда-нибудь! — королева закрыла лицо окровавленными руками.
Столько раскаяния, столько боли было в этом крике.
— Я прощаю тебя, — прошептала я.
— Что? Ты?! Что ты сказала?