Приятели Леона мирно уснули, бедняга, которому выпало маяться на часах, поплевывал в огонь да таращился в темноту, а самого Леона словно что-то потащило в развалины. Там он забрался в потайной ход, приведший его в пещеру, где и нашел новехонькую, изукрашенную дорогими камнями шпагу с клеймом известного мастера на клинке. Кто и зачем ее туда принес, оставалось загадкой, но будущий Уанн понял, что клинок этот предназначен ему, и только ему. Забрав драгоценную добычу, он выбрался наружу и обнаружил, что наступила поздняя осень, а его товарищей и след простыл.
Кто другой на месте Леона просто сошел бы с ума, но ветеран решил, что на это нет времени. Надо было выбираться из ловушки, пока снег не завалит перевалы. Однако ноги его понесли в сторону от людских троп. Никогда не забывавший дороги, по которой он однажды пришел, Леон заблудился и вышел к пещерам, в которых обитал не кто иной, как тролль, оказавшийся отнюдь не чудовищем из сказок, а самым что ни на есть живым существом.
К Уанну страшила отнеслась вполне радушно, и он решил задержаться в этом краю до весны. Днем, не покладая рук, трудился, обустраивая свой неприхотливый быт, а по ночам ему снились странные сны.
Среди зимы к его обиталищу вышли трое разбойников, вконец оголодавших и утративших сходство с людьми. Странно, но он не хотел их убивать, хоть и понимал, что другого выхода нет. В живых останутся или эти трое, или он. Леон вышел навстречу со шпагой в руке, все еще думая, что не хочет забирать их жизни. И поднявшийся снежный вихрь погнал разбойников от пристанища Леона. Старый воин так и не узнал, как оборвался их земной путь. Да он и не думал о них. Потрясенный тем, что по своей воле вызвал смерч, он вспомнил, что многое из того, что он творил этой осенью, раньше было ему, прежнему, не под силу. А за этим пришло понимание того, что теперь он – хранитель шпаги. И Леон Валлентайн стал постигать магию. Сам. Без посторонней помощи, если не считать, конечно, магического оружия, по всему наделенного собственной волей и памятью.
Через несколько десятков лет он спустился с гор уже Уанном. Это имя ему дал сосед-тролль, чья пасть не могла произнести “Леон Валлентайн”. Уанн был сильным магом и твердо знал, для чего живет. Он должен отдать шпагу в нужное время в руки нужного человека. И еще он должен искать то, не знаю что, что грозит самому существованию этого мира.
Поджарый пожилой человек снял с огня котелок и попробовал свое варево. Получилось вполне сносно. Путник стряхнул первую ложку в Огонь, почтив неизвестного ему бога, и принялся есть.
Это была последняя спокойная ночь. Завтра он вступает в области, прозреть которые обретенным пару сотен лет назад волшебных зрением было невозможно. Мирные земли северной Таяны, казалось, тонули в белесом неопрятном тумане. А это значило, что впереди творится сильнейшая волшба. Или же хранится нечто, обладающее силой не меньшей, чем доставшаяся ему шпага. Шпага эта, кстати сказать, менялась вместе с изменчивым миром. Она и теперь выглядела как первосортное оружие, но откованное позапрошлым летом известным умельцем, бежавшим в Арцию из Эр-Атэва. Как выглядел клинок на самом деле, Уанн не знал. Видимо, оружие откроет свое истинное лицо лишь тому, кому оно предназначено.
Глава 30
"...ибо пришли мы из праха и в прах возвращаемся. И юдоль земная – лишь пристанище временное, и всем предначертано покинуть ее. И нет греха тяжеле, нежели скорбеть по ушедшим, ибо все случается по воле Творца – и рождение, и смерть...” – Илана почти не слышала Тиверия, епископа Коатского и Никрийского, ведущего похоронную службу; – легат Архипастыря деликатно отказался напутствовать в иную жизнь погибших принцев. Его не уговаривали – толстенький, низенький брат Парамон был не из тех, кого воспринимают всерьез, а сильные мира сего, даже мертвые, должны представать перед народом в подобающем окружении.
Кафедральный собор Таяны был переполнен – погибших любили, особенно Стефана. Многие плакали. По мере удаления от алтаря траурные лиловые одеяния знати сменялись серыми накидками таянцев и белыми плащами эландцев, деливших с “Золотыми” и “Серебряными” ответственность за жизнь уцелевших.
Илана вошла в соборный храм как во сне и собралась было привычно отойти к первой из белых, вызолоченных сверху колонн, у которой всегда стояла. Рене Аррой мягко, но решительно вывел девушку вперед. Король ничего не выражающими глазами следил за осанистым басовитым Тиверием, рядом застыла Герика – королева казалась не более живой, чем лежащий в открытом гробу Стефан. По правую руку короля, чуть сбоку, стал Рене, согласно законам Таяны и Арции становящийся отныне наследником Марко. Илана не могла оторвать взгляда от чеканного профиля, герцог, казалось, глубоко задумался, и мысли его бродили в мирах, далеких от чинного, благостного рая, о котором распинался Тиверий.