Темнее ночь перед рассветом

— Да, Кисловодск не узнать, — хмурясь, сказала она. — Но я думаю, городу не понадобится много времени, чтобы пережить всё это и отстроиться. На следующий год будет, как прежде, красив и статен. Как ты у меня.

И Очаровашка, чмокнув Данилу в щёку, развернулась в сторону к весёлому зданию с толпой девушек и женщин.

— Ты куда это? — успел крикнуть Данила.

— Займусь собой: причёска, ручки, ножки! А ты погуляй пока. Попей кофе, поскучай без меня.

Ковшов махнул ей рукой, и она упорхнула. Возле разбитого фонтана Данила остановился, заинтересовавшись умелой работой мастера, старательно восстанавливающего былое чудо. Вдруг мимо прошедшая пожилая интеллигентная пара привлекла его внимание. Они медленно и величаво шествовали по аллее, и встречные уступали им дорогу, а некоторые почтительно кланялись. Несомненно, лицо мужчины было ему знакомо. Ковшов присмотрелся, насколько позволяла вежливость. Конечно, это был Дьякушев! Иван Данилович собственной персоной! Он заметно пополнел и сразу от этого как-то осел к земле, будто она его сильнее стала притягивать. Прогнулись плечи и искривился позвоночник, большая седая голова ближе прилипла к толстой шее, её заменили жирный загривок и отвислый кадык. Заметное брюшко, которое не скрывал длинный великоватый пиджак, перевалился через брючный ремень, ноги казались короче и заметно кривоваты. Но Дьякушев нёс себя с достоинством, бережно придерживая за полный локоть довольно объёмную блондинку в шляпе, при туфлях на низком каблуке. Видимо, и она утратила былую способность скакать козочкой, с трудом справлялась с излишним весом на тонких ножках, легкомысленно одетых ещё по старинке в белые курортные брючки чуть ниже колен.

Дьякушев не заметил его, и парочка продефилировала далее по аллее. Ковшов остался стоять, вспоминая последние встречи с Дьякушевым…

Следствие по его делу до самого конца контролировал тогда Тараскун. Казалось бы, Тараскун и Бледных обложили Дьякушева со всех сторон: и документы в совхозе по продаже обкомовских дач были собраны полностью, и водитель — мнимый покупатель — был уже готов расколоться и заговорить, просидев месяц в предварительном заключении. Но вдруг, как по чьей-то команде, всё рухнуло и затихло. Водитель был выпущен и мигом умчался на родину, откуда уже никуда носа не высовывал. Иван Данилович тоже пропал, дело, естественно, было прекращено.

Когда парочка уже завершала второй круг, Дьякушев заметил Ковшова у фонтана. Их глаза встретились, не сдержавшись, они кивнули друг другу. Иван что-то сказал своей спутнице и неторопливо мелкими шажками засеменил к Даниле. Улыбнулся, не подавая руки, поздоровался. Данила не отказал в удовольствии ответить тем же. Они стояли и смотрели друг на друга.

— Не меняетесь, Данила Павлович, — пробурчал Дьякушев. — А мы вот с Элеонорочкой гонимся за молодёжью, а увы! Не угнаться.

— Наоборот, — ответил тот с оптимизмом. — Выглядите прекрасно, Иван Данилович. Простите, но вашу жену, кажется, звали Светланой?

— Схоронил я Светлану в этом году…

— Простите покорно.

— Все мы под Господом ходим, — как-то поспешно, но боязливо проговорил Дьякушев. — Вы что же, Данила Павлович, так и продолжаете служить Генеральному прокурору?

— Отечеству, Иван Данилович, — улыбнулся в ответ Данила. — Отечеству.

— Отменно. И друг ваш?.. Простите?..

— Квашнин Пётр Иванович?

— Да, кажется, он.

— В почётной отставке. Но заглядывает, помогает. Беспокойная у него натура.

— Да уж. Мне его не забыть…

— А что такое, Иван Данилович?

— А вы будто не знаете?

Ковшов пожал плечами.

— Ну спросите у него при случае, он расскажет…

— Спрошу. Непременно спрошу. А вы здесь проживаете, Иван Данилович, или отдохнуть приехали?

— Отдохнуть. Жить-то негде.

— Как же? У вас вроде особнячок в Новороссийске имелся.

— Сгорел особнячок, Данила Павлович, — усмехнулся Дьякушев. — Да вы, думаю, слышали… подзабыли, может, со временем. И ваш дружок, этот Квашнин, в стороне от того пожара не остался.

— Не понял, Иван Данилович. Вы всерьёз?

— Нет. Он, конечно, ничего не поджигал. Но уж больно искал какую-то игрушку. Всё думал, у меня она хоронится.

— Уж не «вельдог»-ли? Револьвер старинный?

— Он самый. Занятная игрушка. И у меня была такая в коллекции. Жаль. Прознал кто-то. Украли штучку, а для верности и особнячок мой подпалили. Вот без жилья и оставили.

— Примите мои…

— Да что уж там, — вяло махнул рукой Дьякушев, — я всё забывать начал, да вот вы напомнили.

Он зорко и свежо посмотрел на Ковшова: чего, мол, хватит комедию ломать. Данила не отвёл глаз, тоже просигналил: перехитрил тогда ты нас, старый жулик.

Они без радости улыбнулись друг другу.

— Замечательное было время, — сказал Дьякушев. — Жаль, жизнь подгоняет, рядом никого не остаётся.

— Что вы, — не согласился Ковшов. — Мы ещё поживём.

— Данила! — Очаровашка, светясь стриженой головкой, словно солнышко, стояла на другой стороне аллеи и махала ему рукой, рядом улыбался возвратившийся Влад.

— Ваша? — залюбовался Дьякушев, он ещё не утратил вкус к эффектным женщинам.

Данила, не ответив, развернулся и поспешил к своим.