Темнее ночь перед рассветом

И ничего больше не сказала, бешеным боем стучало в её груди сердце, ещё ничего не забывшее и жаждущее новых ощущений.

Он поднялся, подхватил чемодан, скинул пиджак на плечо, и они, тесно прижимаясь друг к другу, заспешили в соседний двор, пряча головы от веток. Элеонора с Виктором жили рядышком, даже общего забора не имели. А кому он нужен в их-то годы?

* * *

За полночь, отвалившись наконец от её горячего тела, Иван скинул с себя покрывало, сбегал совсем по-молодецки в ванную, принял душ и тихо лёг рядом. Элеонора похрапывала. Он закинул руки за голову, задумался, анализируя прошедший день.

С утра очень рано он уезжал в Поволжье с личным шофёром, который накануне приехал и нашёл его. В целом картину тот ему обрисовал безрадостную, но не проигранную: конечно, без него эти подлые люди в областном Совете подняли бунт. А что хорошего можно было ожидать от этого змея Шундучкова и других подобных ему проходимцев? Они друг друга при нём ещё поедом ели. Только успевай пресекать то одну интрижку, то другую заваруху. Стоило ему уехать в столицу, они бежали к Жербину или Годунову. У тех искали поддержки. При этом обливали грязью уже его самого!.. Нет! Это надо было предвидеть. Жаль, конечно, что совпало с чертовским путчем. Да и был ли путч? Так, шарлатанство какое-то. Мелкие интриги на верхнем уровне. Крючков с Язовым, два престарелых маразматика, высунули носы, не подумав и тут же схлопотав, ручки вверх подняли и с повинной, кто быстрее, наперегонки бросились прощение просить… Разве так власть берут? Забыли Сталина! Уроды! Но у них на рожах было помечено, что их дни сочтены, а вот он-то как позволил себя втянуть в эту глупую интрижку? С чего же началось?..

Вроде всё само собой… Горбачёв будто специально волыну гнул, игру затеял с депутатами, диссидентами обложился недобитыми, умирающего Сахарова, которого в Горьком гноил, пригрёб к себе, Солженицына, проститутку эту уголовную, на груди пригрел… С Ельциным, видеть которого не мог, регулярные посиделки затеял, а всех их: Павлова, Крючкова и Язова — травил, словно бешеных псов. Всё крутил вокруг да около. Будто втягивал к себе поближе тех, кто поглупее, а потом разом открылась пасть, и все туда свалились. Только и сам затейник в дураках оказался. Что-то не сработало в его расчётах, как задумано было… Подвёл неизвестный винтик или болтик. А может, крутящий всем ещё выше сидит? Уж не Ельцин ли? Не похож. У того балбеса ума-то не хватит для такой большой игры. А что, если?!

У Дьякушева даже сердце ёкнуло от такой очевидной и в то же время ясной, простой, гениальной мысли. Он вскочил, нашёл на столе коньяк, выпил рюмочку, вторую. Вздрогнул от прикосновения ласковой руки сзади.

— Пора мне, дорогой, — прижалась губами к его плечу Элеонора, — рассвет скоро. А мой Витёк с первым лучиком встаёт.

— Ничего, — успокоил её Иван. — Откроет глаза, хлопнет из заначки и опять на боковую.

— Нет. Он ещё вчерась мне напоминал, что тебе рано уезжать надо. Прибежит провожать. Оденусь я от греха, да с ним возвращусь.

— Ну давай. — Он поцеловал её, и она убежала, неслышная, помолодевшая, лёгкими шажками.

«Моя как кобыла стучит, вся мебель в комнате переворачивается, а ведь однолетки, одноклассницы», — зло подумалось ему.

* * *

Ждать Виктора Дьякушев не стал, оделся, хлебнул из холодильника чудесного морса и спустился в подвал. Тот сидел уже на кровати одетым, настороженно поднял на него глаза.

— Доброе утро, — выговорил он, опохмелиться явно не успел, поэтому язык едва ворочался.

— Ты не мучь себя, Витёк, — пожалел его Дьякушев. — Выпей. Лучше будет. А за мной приехали. Провожать меня не надо. Машину свою в аэропорту успеешь взять. Ничего с ней не случится.

— Да моя мегера уже прибегала, — пожаловался Витёк, — указаний надавала и строго-настрого…

— А ты много не подымай, — налил ему сам полстакана водки Дьякушев. — Вот этого хватит. И приляг опять. А проспишься, всё пройдёт.

— Спасибо тебе, Данилыч, — чуть не прослезился Витёк, тут же хлопнув из стаканчика. — Душа ты человек!

— Ладно-ладно. Ты ложись, где коллекция-то?

Витёк аккуратно достал инкрустированный ящик, едва подъёмный.

— Вот, всё в целости и сохранности. За исключением одного пистолетика. Но… как велено было.

Дьякушев отстегнул крючки, открыл, внимательно осмотрел содержимое, некоторые экземпляры подержал в руках, некоторые даже к щеке прижал. Сколько лет он собирал эту коллекцию! Сколько денег! Да разве в них дело? Бывало, собирались такие же редкие фанаты, как он, где-нибудь. С трепетом делились своими раритетами, отечественными из-за Урала или заграничными. Кто чем богат. Бывали такие экземпляры!.. Уши вяли. Тот злосчастный «вельдог» ему из Европы привезли тайком. Не подделка была какая, а натуральная вещь своего времени, а главное — самих авторов штучка! Берёг он его пуще всего остального накопленного. Глаза многие клали и деньги немалые сулили, только он и слушать не хотел. Единственный, может быть, на весь мир экземпляр! Действующий! И в его руках!.. Однако всё это в прошлом. Лоханули его ребятки Парацельза… И как смогли?!