Не помню, на какой этаж мы поднялись, да, честно говоря, и не хочу вспоминать. Надеюсь, что больше в своей и без того достаточно интересной жизни я ни при каких обстоятельствах не посещу комнату, в которой побывал.
А комнатенка была что надо. Четыре метра в длину и примерно столько же в ширину. Стол, пара стульев, какой-то шкаф, больше похожий на сейф, и все это привинчено к полу. Стены и дверь с внутренней стороны обиты симпатичным звукоизоляционным материалом. Едва я вошел в этот, с позволения сказать, номер, сразу понял, что разговор будет серьезный. И для меня лично где-то даже эпохальный.
— Бить будете? — с ходу поинтересовался я, едва мы вошли в комнату.
— А есть за что? — таким же тоном спросил меня Иван Альбертович.
— Вы найдете, — туманно ответил я, оглядываясь вокруг себя, стараясь делать это как можно более достойно.
Не нравилась мне эта комната.
— Садитесь, — предложил мне Васильев, усаживаясь за стол.
— Спасибо, — поблагодарил я его, сел и снова огляделся. — И много в этом отеле таких «люксов»?
— Не так много, как вы, наверное, вообразили, — сдержанно улыбнулся Иван Альбертович. — Поговорим, Григорий Иванович?
К этому времени мы остались наедине, но я не стал обдумывать планы относительно того, чтобы там стукнуть его и, как говорят уголовники, делать ноги.
— А у меня есть выбор? — спросил я его. — Если да, то я предпочитаю картишки.
— В следующий раз, — не принял он моей шутки. — Сегодня у нас с вами проблемы, которые, как нам кажется, нужно решать незамедлительно.
— Если у вашей конторы проблемы, то причем тут скромный журналист? Вы хотите, чтоб я работал за вас? Не вижу, что я могу для вас сделать.
Васильев покачал головой.
— Неправда, Григорий Иванович, и вы сами это знаете, — сказал он. — Ведь вы нас практически ни о чем не спросили, когда ехали сюда. Значит, понимаете, в чем приблизительно наша проблема. А раз так, значит, понимаете, чем конкретно вы можете нам помочь.
— Звучит витиевато, — покрутил я головой. — Нельзя ли поконкретней?
— Можно, — кивнул он. И достал из папки знакомый мне конверт. — Откуда это у вас?
— Мы не раскрываем своих осведомителей, — сказал я ему и подивился тому, как нелепо звучит эта фраза в настоящем контексте.
Он, видимо, тоже это почувствовал, потому что усмехнулся:
— Это не тот случай, — сказал он мне. — Иногда даже их раскрываем, если этого требует государственная необходимость. Но дело не в этом, Лапшин. Вы же понимаете, что мы прекрасно знаем, о ком идет речь. Нам просто нужен этот человек. И все.
Мозг мой лихорадочно работал. Да, они его безусловно вычислили, но что-то тут не сходится. Они не могли сунуть ему в фотоаппарат бомбу, даже если и держали его в руках. Это им было ни к чему. Пока они не получат негативы, а их, как я понял, у них нет, они должны холить Стаса и лелеять. Сначала они должны получить от него то, чем можно шантажировать Президента и его команду, а уж потом можно подумать и о ликвидации.
Но Стас убежден, что бомбу подсунули чекисты. Пришел ко мне, а его спугнули. Теперь он лег на дно, и вытащить его оттуда может только публикация фотографий в прессе. Так? Пока вроде все сходится. Кроме одного: кто же все-таки подложил ему эту клятую бомбу?
— Вы слышите меня, Лапшин? — донеся до меня голос Ивана Альбертовича.
Я вернулся к реальности.
— Меня зовут Григорий Иванович, — сказал я ему. — А если вам очень нравится моя фамилия, можете называть меня просто: господин Лапшин.
— Хорошо, Григорий Иванович, — не стал он спорить. — Итак, давайте вернемся к нашим баранам.
— Попробуйте.
— Как вы договорились держать связь с Лейкиным?
— Кто это?
— Фотограф.
— Ах, ну да, извините. Никак.
— То есть?
— То есть никак не договаривались. Он отдал мне эти снимки, попросил их опубликовать, в дверь позвонили, я пошел открывать, а когда вернулся, его уже не было. Ушел.
— Как — ушел? — не понял Васильев. — Вы же были, если я правильно понял, у двери. Как он мог уйти незаметно?
— Откуда я знаю? — пожал я плечами. — Вообще-то под тахтой я не проверял, может, он там до сих пор прячется. Но мне кажется, что он ушел в окно.
— На каком этаже вы живете?
— Я тоже думал об этом, — кивнул я. — На девятом. Но я ничему не удивляюсь, когда речь идет о человеке, делающем такие снимки. Он, наверное, и не на такое способен.
— Наверное, — согласился Васильев. — И вы никак с ним не договорились?