Я растерялась. Ветеринар смотрел на меня пронзительными, глубоко посаженными синими глазами, отбрасывая время от времени черную челку со лба, чтоб не закрывала обзора. Я вспомнила, что во время операции волосы были аккуратно убраны под синюю шапочку. Но сейчас он шапочку снял, осталась только кипа, маленькая, вязаная, съехавшая куда-то к левому острому уху.
Весь он был какой-то острый – острый подбородок, острый нос, острый кадык, торчащий в вырезе халата. Острый взгляд синих глаз. Я вдруг поняла, что ветеринар никакой не взрослый. Что он максимум мой ровесник.
А во время операции казалось – на добрую тысячу лет старше.
– Вообще-то у меня есть ассистент, докторишка один из Южной Африки. Но так он меня достал, ты себе не представляешь! Только начнем оперировать – он нудеть: так нельзя, в книжках по-другому написано! Ну на тебе скальпель, действуй сам. Нет, он, видите ли, терапевт. Тьфу! И в любом случае может только после обеда, утром у него вызовы. А какие могут быть операции после обеда? Смех один! Это ж не дай бог что случится, всю ночь потом не спать и расхлебывать. У тебя медицинское образование есть? Или биологическое?
– Нету. Только анатомия и первая помощь в объеме педвуза. Нас там учили повязки делать, но я все, наверное, уже позабыла. Давно было, на первом курсе еще.
– Extraordinaire![9]
Как раз то, что нужно! Ну, решайся! Ты сейчас где работаешь?Я призналась, что нигде.
– Так и думать нечего! Диктуй телефон, я тебе сейчас позвоню!
– D’accord? D’accord? – заорал попугай в клетке под потолком.
– D’accord, – сдалась я и продиктовала свой номер.
Через минуту зазвучали привычные аккорды «Если б не было тебя». Ветеринар улыбнулся, и стало ясно – мы с ним не то что ровесники, он, кажется, даже младше.
– Ну, кто теперь плохо смотрит за ребенком?
Голос Аграт вывел меня из полудремы, в которой я пребывала последние три часа в кресле рядом с диванчиком, где спала укрытая теплой попонкой Тёма. Жан-Марк уехал к себе домой, оставив нас здесь. По его словам, он сделал все что мог, теперь дело за природой и нет никакой необходимости в его дальнейшем присутствии.
Дверь он запер, но для Аграт, понятно, это не стало препятствием.
Усевшись на диван, Аграт стянула с плеча бретельку серебристого вечернего платья и обнажила грудь. Приподняла голову Тёмы, вложила ей сосок в рот. И Тёмка, большая уже девочка (ну или кем она была в тот момент), принялась жадно сосать. Сперва одну грудь, потом другую, потом снова вернулась к первой. Аграт поглаживала ее по голове, по спине, бормотала ей что-то ласковое в самое ухо, покачивала ее на руках, как младенца.
Наконец Тёма насытилась, приподняла голову, огляделась, явно не до конца сознавая, где она и что происходит.
– Ма-ама… Мам, а я остановила машину!
– Да слышала уже! Поумнее ничего не могла придумать?
– Но ее надо было остановить! Она ехала на Соню и на других там, на остановке.
– Хорошо хоть, ловить сбитый самолет тебе в голову не пришло!
Разговаривая, Аграт ловко и незаметно ощупывала тощее Тёмкино тельце – грудь, живот, ноги. Дойдя до пяток, Аграт пробежалась по ним пальцами, потянула, и вдруг – раз! – в руках у нее оказались обе с трудом вставленные нами вчера спицы.
– Держи! – Аграт протянула их мне. – Да не смотри ты так! Все вы сделали правильно. Сопоставили кости почти идеально, а главное – вовремя. Мы ведь, если сразу на месте не сдохнем, регенерируем в считаные часы. Так что если б не вы, было бы на свете одним хромым бесом больше.
– А селезенка у нее тоже новая вырастет?
– Вот уж без понятия. Я даже не очень-то представляю себе, где это – селезенка. Может, вырастет. А может, их вообще у нас от природы две.
– Мам, а ты теперь больше не уйдешь?
– Уйду. – Выпрямившись, Аграт рывком подняла бретельку платья назад к ключицам. – Хорошенького понемножку.
Осторожно переложила Тёмину голову обратно со своих колен на диван.
– Уйду, а потом снова приду. А зачем тебе я? У тебя же теперь Соня есть.
В углу рта у Аграт залегла глубокая складка. Сейчас Аграт казалась старше, чем когда я видела ее в Ган Сакере. Хотя поди знай, сколько лет может быть демону? Но тогда Аграт на вид нельзя было дать больше тридцати, а сейчас она выглядела на все сорок. Бедная, переволновалась, наверное. Примчалась со своим молоком, откуда-то издалека. «Наша мама пришла, молочка принесла…» Подол вечернего платья был весь изорван и покрыт густым слоем дорожной пыли.
Зря я на нее тогда бочку катила!
– Почему ж вы мне сразу не сказали, что не по своей воле бросили Тёму, что вас заставили это сделать?
– Сказала – не сказала, big deal[10]
. У тебя ведь было уже свое мнение, с чего б ты стала его менять?– Но я была не права! Я зря вас тогда обидела.
Аграт устало отмахнулась: