Темное дитя

– Оставь, это все неважно. Все это уже в прошлом. Иль фат – мат[11]. Важно лишь настоящее, я тебе уже говорила. И потом, почему ты думаешь, что он все тебе наврал, этот поц? Я сама сколько раз спрашивала себя – не я ли украла Сашину жизнь? Может, да, может, нет, мне-то самой откуда знать? Главное, я ведь предупреждала его: смотри, сам знаешь, что про нас, демонов, болтают… А он смеялся и отвечал – брось, даже если правда, на что мне жизнь без тебя? У меня и так ее уже было слишком много – без тебя. Пусть теперь будет короткая, но с тобой. И я подумала – пусть, это его право.

* * *

Надо отдать должное Жан-Марку. Когда утром, открыв дверь клиники, он увидел радостно скачущую абсолютно здоровую Тёму, брови у него поползли вверх, а челюсть поехала вниз. Но он быстро все подобрал и вернул на место.

– Eh bien, значит, антибиотики не нужны. Спицы положи в раковину – я их вымою, простерилизую, и они еще пригодятся. Merde, в раковину, я сказал, а не рядом! Запоминай, все должно быть на своих местах, а то потом здесь не разберешься! Собирайтесь, поехали! Отвезу вас домой.

Надо было отказаться, но я была так измучена нашими вчерашними приключениями и бессонной ночью! Жан-Марк довез нас до самого подъезда, в дороге раз десять напомнил о нашем соглашении: «Нет-нет, какие деньги, ты ж теперь у меня работаешь», потрепал Тёму по плечу: «Au revoir, mon enfant[12], не лезь больше под машины!», развернулся и уехал.

У меня от всего этого остался какой-то привкус клюквенного сока и балаганности. И еще – беспокойное предчувствие начала чего-то нового. Но сосредотачиваться на этом я не стала. Позвонит – позвонит, нет – нет. Главное, вчера он как-то уж очень вовремя под руку подвернулся.

Покормив Тёму, которая неожиданно с аппетитом умяла в пять минут яичницу с помидорами – видно, сказывалась моя кровь! – я полезла проверять почту. Наткнулась на очередное Сережкино сообщение. Как и во всех предыдущих, обиды в нем шли вперемешку с жалобами, поток проклятий прерывался объяснениями в любви и заверениями в вечной верности, а кончалось все изложением очередного проекта: «Зацени, как я без тебя! Хотя с тобой бы мы и не так еще…» По счастью, я прекрасно помнила, что раньше причиной всех его неудач была я. Теперь же причиной было мое отсутствие. В общем, как всегда, одна я во всем виновата.

Но почему-то всегда после этих писем появлялось дикое желание немедленно все бросить и рвануть к нему на помощь в Москву. Да хоть просто приехать, обнять разочек. Чего там до этой Москвы – четыре часа туда, четыре обратно, займет меньше дня. А человеку приятно.

Сережка, конечно, дурак дураком, но свой. Бывший муж – почти родственник. И ведь он неплохой, в сущности, парень, даже и не скажешь, что глупый. Обидно, что в жизни у него такой кавардак – и жена ушла, и долгов куча. Ладно, выкрутится. У одного займет – другому отдаст. Да вот же, он и пишет:

«Займу у Мурада. Он два раза уже предлагал, но я чего-то отказывался. Все у меня из головы не шло твое вечное: “Не связывайся с людьми чуждой с нами ментальности”. Да по фигу мне на его ментальность! Меня только деньги его интересуют. Вон ты со мною одной ментальности, а толку. Мне ж главное – еще пару месяцев на плаву продержаться, а там-то оно само попрет. И будешь ты, дура, локти себе кусать, что…»

Господи, какой еще Мурад? Неужели тот самый… Да это ж совсем без головы надо быть, чтоб с ним связываться! Без головы Сережка скоро и будет. С такими раскладами.

Ужасно хотелось ему помочь, но как? Тут серьезные деньги нужны, у меня отродясь таких не водилось, я же все-таки не Мурад.

Без особой надежды я встряхнула плотный конверт: вдруг да сжалится над Серегой мироздание? Из конверта выпало полста шкалей – как раз в магазин сходить, хотя на рулет шоколадный уже не хватит. Ну и правильно, нефиг нас баловать, еще растолстеем.

Хоть не открывай этих посланий! Такой сразу тоской накрывает, как не уезжала.

– Ты расстроилась? Что-нибудь грустное пишут? – спросила Тёма.

– Да не грустное, Тём. Просто дяде одному деньги очень нужны.

– Так ты отдай ему! – Тёма кивнула на выпавшие из конверта бумажки. – Мы пока перебьемся, в холодильнике еще всего много. Правда, крембо закончились.

– Куплю я тебе твои крембо! Его это по-любому не спасет. Понимаешь, Тём, денег ему нужно до фига. У нас с тобой столько нет.

Она задумалась.

– А если продать что-нибудь дорогое?

– А оно у нас есть? Разве если тебя.

– Не-е! Меня не надо. Я тебе еще пригожусь!

* * *

До вечера Тёма ходила и все чего-то обдумывала. Нет, то есть она ела, играла, читала – все как обычно. Но я ж видела – в глазах у нее нет-нет да что-то мелькнет.

Наконец уже перед сном Тёма вдруг уселась в кровати и протянула мне два сжатых кулачка.

– Угадай, в какой руке? – Глаза у нее при этом были хитрые-прехитрые.

– В левой, – брякнула я первое пришедшее на ум, лишь бы отвязаться. Настроения не было никакого.

– Не угадала! – Тёма разжала пустой кулак. – Но ты не бойся, я тебе все равно отдам. Продай и пошли деньги тому дядьке.