Темное дитя

Я-то ладно, царапины и синяки заживут. А вот что Тёмка там без меня в Иерусалиме мерцает и вот-вот исчезнет.

И тогда я сиплым голосом воззвала к Богу.

Я называла его всеми известными мне именами. Шпарила наизусть чудом застрявшие в памяти куски из «Шма», «Шмоне эсре», «Адон Олам», «Авину Малкейну». Отче наш, услышь голос мой! Ты ведь всемогущий и всеблагой! Ты ведь можешь все, ведь Ты создал этот мир, со всеми его вывихами и заморочками! Верни меня в Иерусалим, чтобы я могла все исправить! Сотвори чудо, ну что Тебе стоит! Не ради меня, ради бедного бесенка! Ну прости меня, я была нехорошая, не понимала, плыла по течению, жила, как левая нога пожелает, черт со мною, в конце концов, но Тёмка-то, Тёмка в чем виновата?! Она ведь маленькая еще совсем, а если Ты не вмешаешься, скоро и вовсе исчезнет! И все из-за моей глупости! Господи, Ты просто не можешь быть таким жестоким! Господи, ну что Тебе, жалко, что ли? Помоги, сделай милость, сделай хоть что-нибудь!

– Не реви, – произнес за спиною знакомый голос. – В детстве не научили, что Москва слезам не верит?

Я обернулась и увидела Аграт. Глаза ее смотрели сурово, алые от помады губы поджаты. Аграт протянула мне пачку бумажных салфеток.

– Аграт, ты… сердишься на меня? – пролепетала я, промакивая глаза и громко сморкаясь. Сопли были черные и с прожилками крови. – Прости, я не думала…

– Да какая разница – сержусь, не сержусь? Сколько тебе повторять: «Иль фат – мат»! Не стой уже столбом, пошли.

– Куда? – глупо спросила я.

– Как куда? В Иерусалим.

* * *

Мы ехали куда-то на метро, потом на автобусе. Вышли и шли по улице, показавшейся мне смутно знакомой. Дома скоро кончились, но мы долго еще тащились вдоль бетонного забора. Пока не подошли к дыре – одна из бетонных плит просто валялась на земле. Может, упала, может, изначально забыли поставить.

Пройдя сквозь дыру, мы оказались посреди рыжей вывороченной земли, сломанной арматуры, ржавой проволоки и рулонов стекловаты. На всем, включая застывший экскаватор, лежал слой грязи и пыли. В центре торчало, как больной зуб, здание, окруженное строительными лесами, с пустыми глазницами окон и распахнутыми на каждом этаже, покачивающимися на ветру дверями на пожарную лестницу.

Вход был заперт, но от застекленного некогда вестибюля первого этажа сохранился только каркас, и мы шагнули сквозь стену, осторожно, стараясь не порезаться. Под ногами скрипело битое стекло вперемешку с бетонной крошкой.

– Это ведь был роддом! – внезапно вспомнила я. – Мне здесь делали аборт.

– Тем лучше. – Аграт, похоже, не удивилась. – Значит, у тебя с этим местом кровная связь.

Лифт бездействовал. Мы спустились по лестнице в подвал, освещенный тусклыми люминесцентными лампами. Из труб в потолке капала вода, обнаженные провода кое-где искрили. Подвал был длинный, разветвленный, с полустертыми указателями: «Кухня», «Раздевалка», «Котельная», «Грязное белье», «Морг».

Наконец, после очередного поворота, мы остановились перед неприметной железной дверью без надписи.

– Тебе туда! – кивнула мне Аграт.

За дверью был темный тоннель, уходящий в бесконечность.

Из тоннеля показалась крыса. Она шла принюхиваясь, брезгливо подергивая усами.

– Тебе туда, – настойчиво повторила Аграт. – Подземный ход прямо в Иерусалим. Тебе повезло, предки твои обо всем позаботились. Шагай вперед и к утру будешь там!

– Но как, почему?! Нам разве не надо в аэропорт?

– Да? А как ты собиралась сесть в самолет без паспорта?

– Да ведь до Иерусалима сотни тыщ километров! Я так буду идти всю жизнь!

Аграт кивнула:

– Примерно три с половиной тысячи километров. К утру дойдешь, там несколько раз земля под ногами прыгает.

– А всякие там моря-реки?

– Тоннель пролегает глубоко под ними. Предки ж твои не дураки были. Я ходила, там почти везде сухо. Встречаются, правда, подземные озера, но в них воды максимум по пояс.

– Но… там же нет освещения!!!

Я уже говорила, что боюсь темноты?

Аграт вздохнула и страдальчески закатила глаза. Она порылась в карманах и протянула мне клубок тоненьких, слабо светящихся нитей.

– На, трусиха! Как раз на такой случай завалялся. Не факел, конечно, но… Бросишь его перед собой, он покатится, будет освещать. Люминесцентная нить, специально для лабиринтов. Но здесь-то только идиот заблудится. Тоннель простенький, без ответвлений. Топай себе и топай, пока не дойдешь. Мне кажется, его хватит тебе на дорогу… может, пары километров всего и недостанет. Так там уже и свет в конце тоннеля виден. И вот, на тебе с собой. – Аграт выдала мне металлическую фляжку с водой, четыре энергетических батончика и знакомый плотный конверт. Конверт выглядел изрядно помятым, грязным, был весь в каких-то потеках. Похоже, и правда валялся на помойке. Но что-то внутри него шуршало.

– Спасибо! – Я нашла в себе силы вежливо улыбнуться.

– Не за что! Не попадай больше так по-глупому. Вообще, мой тебе совет: выходила б ты за своего ветеринара от греха подальше! Он и не дурак, и с руками, и Тёмку видит.

– Но… я ж его совсем не люблю!

– Да ладно? А этого, обалдуя своего, любишь, что ли?

– Нет, но… Понимаешь, я ж его знаю сто лет…